Экскурсия в симферопольскую тюрьму

Высокий забор, опоясанный «колючкой», автоматические ворота, смотровые вышки. За забором — зона. А официально — Симферопольская исправительная колония строгого режима.



Справа — контрольно-пропускной пункт, откуда выходят два сержанта.

— Паспорта взяли? — спрашивает наш проводник в зону, начальник сектора социального воспитания и психологической работы Управления государственного департамента по вопросам исполнения наказания в Крыму Александр Тавров.

Мы киваем и входим в КПП.

— Сдайте телефоны, оружие, колюще-режущие предметы, — потребовал дежурный.

Мы сдали всё, что нашлось из перечисленного списка — телефоны. Кстати, и у проводника не видно портупеи.

— А почему вы без пистолета? Как отбиваться будем в случае чего?

— Оружие у членов группы быстрого реагирования и у солдат на вышке, а персоналу, который работает непосредственно в зоне, не полагается, — объясняет Александр.

— Почему?

— Потому что без оружия безопаснее — не провоцируешь заключённых. Если они завладеют пистолетом, что тогда делать?

— А не страшно вот так, невооружённым, ходить? Что, если бунт?

— Нет. Работа есть работа. Привык, — говорит он, открывая одну за одной массивные железные двери. — Да и последний бунт был здесь в восьмидесятых. Чего бунтовать? Условия нормальные. Сейчас сами всё увидите.

Мы проходим узкий «коридор» из арматурных прутьев. Перед нами забетонированная площадка, впереди — производственные цехи. В нескольких метрах от нас четверо заключённых везут на тачках какие-то камни. Смотрят исподлобья.

— Опять журналисты понаехали, — шепчет один, поставив тачку и делая вид, что завязывает шнурки. На самом деле рассматривает нас.

Симферопольская колония существовала ещё до Великой Отечественной войны. Сначала периметр её был окружён проволочным ограждением, а потом глинобитным. Во время оккупации Крыма фашистами на территории колонии располагались авиационные ремонтно-механические мастерские. После побега двух заключённых в 1949 году глинобитное ограждение снесли и построили каменное. В последние годы существования Советского Союза колонию перепрофилировали в лечебно-трудовой профилакторий, но уже в 92-м, в разгар бандитизма, ей вернули прежний статус — колонии строгого режима.

«Новичков» в симферопольской зоне нет — судимые минимум два раза. Есть и рекордсмены — восемь и даже десять «ходок».

Случалось и такое: заключённые не хотели освобождаться. Они прятались в промзоне, а когда их находили, упирались и пытались убежать... в бараки. Таких за ворота на руках выносили солдаты.

Стоит ли говорить, что такой человек с лёгкостью пойдёт на новое преступление, чтобы оказаться за колючей проволокой? Ведь его на свободе зачастую никто не ждёт, и жить он там, на свободе, скорее всего, просто не сможет. Разучился. А здесь день хоть строго регламентирован, но не надо думать о хлебе насущном, и даже свои, пусть и маленькие, радости — просмотр телепередач, иногда концерты, иногда шахматные турниры.

...Когда мы проходили мимо производственных цехов, на работы заступала новая смена зэков. Они выстроились в две колонны — крутили бритыми головами и «фиксами» щерились на солнце. Наш фотограф поднял камеру.

— Не надо, — попросил Тавров. — Пройдём дальше — со спин «щёлкнешь».

— Почему?

— Многие из них «находятся в командировке», «уехали» на заработки или вообще «военные».

— Как это?

— Так говорят их родственники соседям, детям, друзьям. Поэтому заключённые не хотят, чтобы их фотографии появлялись в газетах. Ты же у всех разрешения не спросишь, — объяснил проводник. — А начнёшь без спросу снимать — обязательно кто-то что-то скажет, другие поддержат. Вот и заварушка. Придётся долго успокаивать.

Тавров оказался прав — любителей фотографироваться среди заключённых оказалось немного. Те из них, что играли в шахматы или грелись на солнце возле бараков, заметив фотоаппарат, сразу прятались.

— А в картишки поигрывают?

— Бывает, — говорит Александр.

— Забираете?

— Забираем.

Позировать согласились несколько зэков в тюремном храме Святителя Луки. Храм построили сами заключённые, а расписывал умелец, чьи росписи можно увидеть в одной из самых знаменитых церквей Крыма — парящей. Искусник попал в колонию по «наркотической» статье. Правда, после того как церковь освятили, так и не смог закончить работу — что-то не пускало в храм Божий.

Каждое воскресенье в «церковь за колючей проволокой», как прозвали храм журналисты, приходят священнослужители «с воли». Здесь приняли крещение более восьмидесяти заключённых, а к одному из них даже приехала невеста, и влюблённые обвенчались.

— Без Бога нельзя, — говорит зэк, четырежды судимый за кражи. — Когда я в церкви, мне кажется, что я далеко отсюда, от зоны.

— А если хотите быть далеко, зачем воруете?

— Отмотаю этот срок и больше не буду.

Почему-то мы ему не поверили. Да и Александр Тавров рассказал, что очень редки случаи, когда неоднократно судимый начинает нормальную жизнь, «становится на путь исправления».

— Маловероятно, что эти люди смогут начать нормальную жизнь, — говорит проводник. — Кстати, у многих из них даже среднего образования нет.

Некоторые заключённые продолжают обучение, незадавшееся на свободе, в школе колонии. Преподают здесь учителя из 31-й школы Симферополя. Если учитель — женщина, то её сопровождают два охранника, а если мужчина — один. Под учительским столом и под доской установлены «тревожные кнопки».

— В школе есть классы с разным уклоном, — рассказывает Тавров. — Что радует — в наличии все необходимые учебники, библиотека художественной литературы.

— А что читают?

— Всё: и Тургенева, и Гоголя, и Чехова, и даже «Войну и мир» Толстого.

— А «Преступление и наказание»?

— И это тоже.

В колонию просочились некоторые «западные веяния», к примеру, комната психологической разгрузки. Но, как уверен штатный психолог, это не дань моде, а необходимость.

— Мы читаем письма, которые присылают заключённым, — говорит он. — И если есть плохие новости, готовим заключённого, чтобы не натворил дел с горячей головы. Часто заключённые сами приходят с просьбой помочь.

Тяжелее всего колонии приходилось в середине девяностых. С питанием была «напряжёнка». Тогда возле тюремной кухни и появились трёхтонные засолочные ямы с овощами и фруктами.

— Яблоки уже схряпали, — рассказывает бригадир кухни Дмитрий. — Капуста осталась, огурцы.

Дмитрий — один из тех, о которых говорят, что «им тюрьма — дом родной». У него четыре судимости.

— В этот раз надолго, — рассказывает главный по кухне. — Восемь лет. Разбойное нападение.

Он подзывает своего помощника.

— Открой ямы — гражданин начальник хочет посмотреть, сколько хавки осталось.

Сейчас с питанием проблем нет, уверяют зэки. При нас они ели суп на первое, котлеты и кашу — на второе.

— Трёхразовое питание, — говорит Тавров. — Нормально едят. Не голодают.

— Вот и вся экскурсия, — подытоживает Тавров. — Ну как?

— Ожидали худшего. Может, не всё показали?

— Всё.

Когда мы вышли из КПП, почему-то свет солнца показался ярче, а жизнь — прекраснее.

— Чувствуете? — спросил Александр. — Всегда такое. Сколько работаю, а когда выхожу из зоны — какой-то прилив радости.

Чувствуем. Но одна мысль не давала покоя. Люди в колонии какие-то...

— Там нет случайных людей, — подсказал Тавров, затягиваясь сигаретой и глядя на забор зоны с «вольной стороны».

Точно. По крайней мере, мы таких не встретили.



Видео: Браки на зоне только приветствуются

Кирилл Железнов, «Крымская Правда»

Ссылки по теме:

• Следственный изолятор №15 в Симферополе. Здесь двести лет «мотают срок»
• Ирина «Маслачка» Павленко после 14 лет тюрьмы помогает бывшим зекам