Куча опавших листьев между гаражами на улице Крупской (что возле больницы им. Семашко) уже неделю становится для Жени местом ночлега. Приходит сюда он тихо, чтобы никто не увидел и не прогнал. Женя — классический персонаж городского дна: с темным, опухшим лицом, красными, слезящимися глазами, в неописуемом вонючем рванье и с сумкой, в которой хранятся пожитки: кусок грязного полиэтилена (чтобы заворачиваться, когда холодно), шапка, эмалированная миска. Этим утром он очнулся и обнаружил, что его напарник — бродяга Николай — куда-то пропал. Пропало и несколько картонных коробок, найденных накануне. «Хорошо хоть, что дождя нет и листья сухие», — бормочет Женя, приглядываясь к стоящим неподалеку мусорным бакам. С их осмотра и начинается день. Контейнеры — на его территории, и чужаков, покусившихся на них, бомж не щадит. «Город поделен на участки, и тех, кто границу нарушает, надо сразу в морду бить! — объясняет он. — По-другому никто не понимает». Деление происходит, как в дикой природе — кто сильнее, у того и участок больше, но постоянных территорий нет, среди бомжей сильная миграция.Законы улиц
Рассказывая, Женя медленно проверяет содержимое контейнеров. Ни металлолома, ни макулатуры, ни одежды в них нет. Три пивных бутылки, какие-то объедки, ставшие завтраком, — вот и вся «добыча». Теперь нужно обойти остальные мусорные «точки», а заодно присмотреться к палисаднику на улице Стахановцев: «Там заборчик железный можно выдернуть и отнести в скупку металла, здесь недалеко», — ухмыляется бомж. И добавляет: — Знаешь, какой у меня заработок в день бывает? 50 гривен! Иногда и 100!" Видя сомнение в моих глазах, словно хвастаясь, уточняет: «Все ж на водку уходит — по четыре-пять, а то и по восемь бутылок в сутки».
В нескольких кварталах от мест «промысла» Жени обитает персонаж, представившийся, как Мацек. Мацеку повезло, он смог найти временный приют в доме своего знакомого и уже целый месяц не считает себя бомжом. Обычно весь день он собирает пустые бутылки, которые моет в Салгире и сдает в ларек на улице Шмидта. «В душе я — корсар! Я романтику люблю! — заявляет он, дыша суровым перегаром. — Куда захотел, туда и поехал, где захотел, там и заночевал. Я не быдло, а образованный человек, институт закончил. Просто так жизнь сложилась. Я с общественной системой в серьезных разногласиях!» — «Ну и заливаешь! — смеются рядом неопрятного вида граждане. — Тебе бы к цыганам вербовщиком пойти!»
Оказывается, этот народ оставил в памяти бомжей неизгладимый след. Несколько лет подряд с наступлением весны в городе появлялись зазывалы, предлагающие бездомным отправиться в Подмосковье на заработки, строить коттеджи в лесу. Дескать, вывезем, даже без документов, проезд бесплатный, кормежка тоже. Там спокойно, милиции нет, крыша над головой и, конечно, деньги. Многие соглашались. И никто их больше не видел. Но однажды один из завербованных вернулся. И рассказал «коллегам» об ужасах цыганского «концлагеря»: вместо стройки заставляют воровать, попрошайничать на вокзалах, деньги отбирают, бьют, морят голодом...
А Мацек тем временем вступил в долгую нецензурную перепалку с другими сдающими стеклотару, из чего стало ясно: общественная система не угодила «корсару» тем, что правоохранители, по его словам, регулярно отлавливают бродяг, запирают их в подвалах и заставляют работать. «Приезжает какой-нибудь их кореш и просит рабочих на автомойку, на лесопилку или еще куда, — говорит он. — Баландой покормят и снова в камеру. Могут месяц там продержать, рабовладельцы!»
Ближе к вечеру бомжатские тропы привели нас в промзону возле улицы Героев Сталинграда — историческое место их обитания. Здесь, в безлюдном районе, у мощной теплотрассы маргиналы любят тусоваться в холодное время года. Здесь же для самых отчаянных делают водку. Ее называют шиферовкой. Спирт настаивают на обломках шифера, в результате чего происходит некая химическая реакция. Говорят, стакан настойки свалит с ног любого.
Ходим час, другой, а бездомные не встречаются. Хорошо, компания мальчишек, обративших внимание на наши безуспешные поиски, подсказала «заветную дыру» в теплотрассе, через которую можно попытаться выманить бомжа. «Там они сидят, точно!» — заверили пацаны. Выманивание обошлось в пачку сигарет. Вылезший на свет божий седой одноногий мужчина торжественно отрекомендовался: «Александр Викторович!» Он тоже бомжом себя не считает, объясняет все стечением обстоятельств и мечтает помириться с сыном, чтобы жить у него в деревне. «Я вшами не обрастаю, в порядке себя держу, — рассказывает он. — Бритва есть, обувь сменная. Пятилитровую баклажку на трубах грею, чтобы помыться».
А еще Александр вспоминает, как недавно связался с «мафией». «Так как я инвалид, предложили поработать нищим на Москольце, — продолжает он. — Нищие, это — элита, профессия! В ней чем увечья заметнее, тем лучше. Все организованно, но кто главный, я не знаю. Я только с одним Свирей общался — он деньги каждый вечер у меня забирал». Но карьера продлилась недолго: однажды утаив часть добычи, Саша был избит и изгнан из рядов нищих. «Да вы сами понаблюдайте, каждый вечер, как стемнеет, к главпочтамту приезжает черный джип, из него достают инвалидные коляски и рассаживают людей напротив памятника Луке, возле строящегося храма, в переходе на площади Советской», — говорит Александр, заходится в приступе кашля и исчезает в своей норе.
Мы, естественно, понаблюдали. Несколько раз. Но, увы, разгрузки инвалидных колясок из джипа не было. А разговор с нищим, собирающим милостыню возле памятника Св. Луке, не получился — парень смотрел безумным взглядом, бормотал что-то, часто крестился и мелко тряс головой. Такая вот элита...
Дмитрий Смирнов, «События»
Комментариев нет:
Отправить комментарий