Алексеевка, прозванная Швайндорфом
Когда я собрался в белогорские леса, накануне по одному из телеканалов показали фильм «Егерь» с Игорем Лифановым в главной роли. Запомнились напряжённый, но надуманный сюжет, злодеи и герой-егерь... Не думал и не гадал, что буквально через ночь я встречу такого человека, но не из кино, а из самой повседневной жизни.
Приземистый и, видимо, сильный от природы мужчина крепко пожал мою руку. Испытующий взгляд: «Кто таков, в камуфляже, с рюкзаком десантника за спиной, один — в такой глуши?». Потом был неторопливый путь — через лес и отроги гор. И разговоры, прояснившие, кто мы такие. Один — журналист, другой — егерь...
Иван Босов — из крымских греков, потомков листригонов, волею судеб заброшенных в Крым, потом в Приазовье. Деды Ивана Дмитриевича вернулись на полуостров, осели в глуши карасубазарских лесов. И Ваня почти полвека тому родился тут, впитав с детства шум дубовых чащоб и шёпот ветров, скитающихся по полям вокруг Алексеевки. Ещё запомнил рассказы бабушки — о Сартане дореволюционной, о добром помещике Кугушеве, о старинных обычаях живших в ней людей разных национальностей. Пока служил в погранвойсках, пока учился, всё тянуло, ох как тянуло подышать родным горным воздухом, вкусить сушку медовых груш, что росли за селом у ставка. Вернулся, чтобы осесть в родных местах навсегда. Был свидетелем рассвета совхозной жизни, работал в милиции и однажды пришёл в лес, и уже не захотел из него выходить. Стал егерем в ГОХ «Холодная гора». «В городе у меня болел желудок, — рассказывал мне Иван. — А тут попил водички местной — и чувствую себя нормально! Не хочу в город, даже в маленьком Белогорске голова болит от толчеи».
Попил водички из колодца на кордоне у Босова и я. Нежный холод пробежал по горлу. Добрая вода... Кордону, как и хозяину, полвека. Рядом орешник, чаирный сад и речка. Чуть дальше огромные орехи, лет по пятьсот, вроде как памятники природы. Вокруг меня вьются любимцы Ивана Дмитриевича — молодая овчарка и умнейшая дворняга. Тишина и покой, запах прелой листвы на пороге... Не всякому избалованному благами цивилизации подойдёт эта глушь. А вот жене Ивана подошла, хотя она и учительница из Щёлкино, самого приморского города крымского Приазовья. Сыновья не живут рядом, но частенько бывают на кордоне.
«Но глушь привлекает и разную людскую сволочь. Сколько „крутых“ осаживать приходилось, — говорит Иван Босов. — Пугали меня, но не напугали.
Я не мясник, я — егерь».
А что такое болеть за лес? Иван Босов каждый день убирает мусор, оставленный отдыхающими, обрезает ветки. Каждый день проходит по звериным местам. И ещё массу обязанностей исполняет — и не за зарплату. А ради леса.
В нём Иван показал мне такие места! Берёзовые рощи, достойные кисти художников-передвижников, кряжистые дубовые леса — по-местному «Дубина», ставки с ослепительно голубой водой, ягодные места — ежевичные, кизиловые...
С кордона я попал в Алексеевку. Село уютно расположилось в долине у подножий гор Куба-Бурун и Столб. В эпоху «недоразвитого капитализма» оно бы умерло, как множество других маленьких сёл, если бы его жители не стали заниматься «исконно украинским бизнесом» — выращиванием свиней.
Свиньям здесь открыты все дороги. Они спокойно ходят по улицам, забираются на склоны гор, забредают в окрестные посадки, где, как и их дикие собратья, роют землю в поисках подходящей снеди. Следы тех «раскопок» видны повсеместно. Короче, гуляют свинки, предоставленные сами себе. Но с заходом солнца то ли вследствие дрессировки, то ли по какой-то иной неизвестной причине они направляются на свои подворья.
Частенько в село забредают дикие кабаны из соседних лесов. И тогда на свет появляются полосатые и пятнистые поросята.
Тут услышал я и народное название современной Алексеевки — Швайндорф, то есть свиная деревня, уже вытесняющая старинное наименование — Сартана. Хотя село так называлось до войны, многие и сейчас называют его Сартана. Уж очень много этого топонима вокруг: Сартанский бугор, Сартанская лощина, Сартанская криница...
Впервые это название (Сартана, Санкти-Эригни) упоминается в итальянских документах конца XIV века, когда деревня в числе восемнадцати других вошла во владения генуэзского Солдайского консульства.
В 1778 году в Сартане проживали греки в количестве 743 человек. В старых путеводителях различали дачу в лесу и собственно село. О самой «лесной даче» сказано только, что подарена она была вместе с землями царём подполковнику Дашкову, однако долго пустовала и значительно позже была заселена выходцами из Сибири. Последним владельцем поместья был князь Кугушев. Ему принадлежало около двух тысяч десятин земли, и он был рачительным хозяином. До сих пор в деревне стоит дом-усадьба Кугушева — здание с колоннами.
Далее история усадьбы и села тесно связаны с партизанским движением. Во время гражданской войны в лесу близ Сартаны находился партизанский штаб. В годы фашистской оккупации многие жители Сартаны вступили в ряды народных мстителей; оставшиеся в селе активно помогали партизанам.
В конце концов фашисты решили сжечь Сартану и уничтожить её население. Узнавшие об этом партизаны успели вывести людей в лес. А село сгорело дотла. До сих пор с гордостью называют жители Алексеевки своё село партизанским.
В окрестностях села есть гора с самым крымским названием. Нигде больше такого нет. Хорошо на вершине горы Крым: хоть и 437 метров над уровнем моря, но какой кругозор... На севере блестит меловой волной Ак-Кая, восточнее разлеглись лесистые отроги Главной Крымской гряды, южнее — склоны горы Куба-Бурун закрывают самый загадочный крымский перевал — Каллистон, а на западе видны альпийские луга Чомбая.
Вдруг клёкот орла, поднимающийся от степей белогорских к лесистым теснинам долины Танасу, заполнил мир, сбросив с высот ласточек... И тут я умер от счастья. И воскрес через мгновение. И буду жить вечно.
Приезжайте на гору Крым — и с вами будет то же самое.
А если не будет — то вы чёрствый, бесчувственный, скучный человек! Но ведь это не так, правда?
Приземистый и, видимо, сильный от природы мужчина крепко пожал мою руку. Испытующий взгляд: «Кто таков, в камуфляже, с рюкзаком десантника за спиной, один — в такой глуши?». Потом был неторопливый путь — через лес и отроги гор. И разговоры, прояснившие, кто мы такие. Один — журналист, другой — егерь...
Иван Босов — из крымских греков, потомков листригонов, волею судеб заброшенных в Крым, потом в Приазовье. Деды Ивана Дмитриевича вернулись на полуостров, осели в глуши карасубазарских лесов. И Ваня почти полвека тому родился тут, впитав с детства шум дубовых чащоб и шёпот ветров, скитающихся по полям вокруг Алексеевки. Ещё запомнил рассказы бабушки — о Сартане дореволюционной, о добром помещике Кугушеве, о старинных обычаях живших в ней людей разных национальностей. Пока служил в погранвойсках, пока учился, всё тянуло, ох как тянуло подышать родным горным воздухом, вкусить сушку медовых груш, что росли за селом у ставка. Вернулся, чтобы осесть в родных местах навсегда. Был свидетелем рассвета совхозной жизни, работал в милиции и однажды пришёл в лес, и уже не захотел из него выходить. Стал егерем в ГОХ «Холодная гора». «В городе у меня болел желудок, — рассказывал мне Иван. — А тут попил водички местной — и чувствую себя нормально! Не хочу в город, даже в маленьком Белогорске голова болит от толчеи».Попил водички из колодца на кордоне у Босова и я. Нежный холод пробежал по горлу. Добрая вода... Кордону, как и хозяину, полвека. Рядом орешник, чаирный сад и речка. Чуть дальше огромные орехи, лет по пятьсот, вроде как памятники природы. Вокруг меня вьются любимцы Ивана Дмитриевича — молодая овчарка и умнейшая дворняга. Тишина и покой, запах прелой листвы на пороге... Не всякому избалованному благами цивилизации подойдёт эта глушь. А вот жене Ивана подошла, хотя она и учительница из Щёлкино, самого приморского города крымского Приазовья. Сыновья не живут рядом, но частенько бывают на кордоне.
«Но глушь привлекает и разную людскую сволочь. Сколько „крутых“ осаживать приходилось, — говорит Иван Босов. — Пугали меня, но не напугали.
Я не мясник, я — егерь».
А что такое болеть за лес? Иван Босов каждый день убирает мусор, оставленный отдыхающими, обрезает ветки. Каждый день проходит по звериным местам. И ещё массу обязанностей исполняет — и не за зарплату. А ради леса.
В нём Иван показал мне такие места! Берёзовые рощи, достойные кисти художников-передвижников, кряжистые дубовые леса — по-местному «Дубина», ставки с ослепительно голубой водой, ягодные места — ежевичные, кизиловые...
С кордона я попал в Алексеевку. Село уютно расположилось в долине у подножий гор Куба-Бурун и Столб. В эпоху «недоразвитого капитализма» оно бы умерло, как множество других маленьких сёл, если бы его жители не стали заниматься «исконно украинским бизнесом» — выращиванием свиней.
Свиньям здесь открыты все дороги. Они спокойно ходят по улицам, забираются на склоны гор, забредают в окрестные посадки, где, как и их дикие собратья, роют землю в поисках подходящей снеди. Следы тех «раскопок» видны повсеместно. Короче, гуляют свинки, предоставленные сами себе. Но с заходом солнца то ли вследствие дрессировки, то ли по какой-то иной неизвестной причине они направляются на свои подворья.
Частенько в село забредают дикие кабаны из соседних лесов. И тогда на свет появляются полосатые и пятнистые поросята.
Тут услышал я и народное название современной Алексеевки — Швайндорф, то есть свиная деревня, уже вытесняющая старинное наименование — Сартана. Хотя село так называлось до войны, многие и сейчас называют его Сартана. Уж очень много этого топонима вокруг: Сартанский бугор, Сартанская лощина, Сартанская криница...
Впервые это название (Сартана, Санкти-Эригни) упоминается в итальянских документах конца XIV века, когда деревня в числе восемнадцати других вошла во владения генуэзского Солдайского консульства.
В 1778 году в Сартане проживали греки в количестве 743 человек. В старых путеводителях различали дачу в лесу и собственно село. О самой «лесной даче» сказано только, что подарена она была вместе с землями царём подполковнику Дашкову, однако долго пустовала и значительно позже была заселена выходцами из Сибири. Последним владельцем поместья был князь Кугушев. Ему принадлежало около двух тысяч десятин земли, и он был рачительным хозяином. До сих пор в деревне стоит дом-усадьба Кугушева — здание с колоннами.
Далее история усадьбы и села тесно связаны с партизанским движением. Во время гражданской войны в лесу близ Сартаны находился партизанский штаб. В годы фашистской оккупации многие жители Сартаны вступили в ряды народных мстителей; оставшиеся в селе активно помогали партизанам.
В конце концов фашисты решили сжечь Сартану и уничтожить её население. Узнавшие об этом партизаны успели вывести людей в лес. А село сгорело дотла. До сих пор с гордостью называют жители Алексеевки своё село партизанским.
В окрестностях села есть гора с самым крымским названием. Нигде больше такого нет. Хорошо на вершине горы Крым: хоть и 437 метров над уровнем моря, но какой кругозор... На севере блестит меловой волной Ак-Кая, восточнее разлеглись лесистые отроги Главной Крымской гряды, южнее — склоны горы Куба-Бурун закрывают самый загадочный крымский перевал — Каллистон, а на западе видны альпийские луга Чомбая.
Вдруг клёкот орла, поднимающийся от степей белогорских к лесистым теснинам долины Танасу, заполнил мир, сбросив с высот ласточек... И тут я умер от счастья. И воскрес через мгновение. И буду жить вечно.
Приезжайте на гору Крым — и с вами будет то же самое.
А если не будет — то вы чёрствый, бесчувственный, скучный человек! Но ведь это не так, правда?
Сергей Ткаченко, «Крымская Правда»
Комментарии
Отправить комментарий