Высокое — село контрастов
«Ты можешь внятно объяснить, что там делать, в твоём Высоком? Кроме этого твоего „мне там надо посмотреть“, что-нибудь ещё приведи в качестве аргумента». Так пытал меня мой постоянный спутник в блужданиях по любимому полуострову. До поездки. А после неё спросил: «И всё же, что мы там делали, а?». А спустя ещё неделю: «Всё-таки жаль, что там такие дома дорогие. Я бы, пожалуй, поселился».
А кто б не поселился, скажите на милость, в этом чудном, в этом буквально райском месте! Горы вокруг, горные же озёра, количеством аж четыре или даже пять, смотря что считать окрестностями этого села, а что — уже других, расположенных, кстати, очень далеко. Или всё же высоко?
Наверное, ещё рано писать мемуары, начинать их фразами типа «вновь нелёгкая журналистская судьба забросила меня в Париж», но что-то же за годы этой самой нелёгкой накапливается и взывает к воспоминаниям, и требует возвратиться к былому. Ах, оставьте неуместные аналогии вроде того, что преступника всегда тянет на место преступления. Не всегда преступника и не всегда тянет.
Высокое — это другое. Просто когда-то, довольно давно, когда о развитии городов и весей как-то ещё думали, планировали их развитие, хотели признать Высокое неперспективной деревней. Со всеми вытекающими из такого решения последствиями. То есть жителей переселить, дома развалить, с землёй сровнять, деревню закрыть как объект забот. Не нужно будет возить сюда хлеб и другую снедь, не нужно будет гонять сюда рейсовый автобус, чтобы местные могли выехать по своим делам в город или на центральную усадьбу колхоза. Почтальону не нужно будет сюда мотаться с толстой сумкой на ремне. Вообще, нет села — нет проблем.
Но жители Высокого рассудили иначе. И, веря в силу печатного слова, привезли в своё село корреспондента, чтобы он на месте убедился, как здесь всё замечательно, и чтобы написал, что село ликвидировать нельзя, мол, есть у него перспективы. Должны быть. Тот весенний день в селе, те запахи зацветающих эндемиков, те тишь и прозрачность небес, та картошка из прогорающего костра, разведённого прямо в поле, где сажали лук местные жительницы, члены огородной бригады тогда ещё существующего колхоза... Ну и статья получилась под стать впечатлениям. И с тех пор храню в альбоме с дорогими фотографиями протокол собрания жителей села с повесткой дня — обсуждение той самой статьи. И с решением — статью считать объективной, а село — перспективным.
Конечно, не только сила печатного слова, не только решение собрания сыграли роль в том, что село оставили. Наверное, посчитали власти, ликвидировать всё же дороже, чем оставить всё, как есть.
В покое, в тихом сне, оно и проживало, Высокое. Медленно разваливались домишки, тихо доживали в них свой век обитатели. Дичали сады, поля зарастали сорняками. Колхоз давно развалился.
И вот тут-то совсем не местные, совсем не бедные присмотрели это место. И вознеслись к небесам такие терема! И вознеслись к ним же, к небесам, цены на дома.
Теперь Высокое — такое себе село контрастов. Разбитое здание сельского клуба. Сюда приходят во время выборов, чтобы в очередной раз выполнить свой гражданский долг. Ещё иногда, например, в День пожилого человека новые приезжие устраивают старожилам «сладкий стол». Тортиками кормят, газировкой поят.
Терема, о которых уже говорилось, громадами вздымаются в основном по окраинам села. А в центре — старые, покосившиеся избушки.
Почти разрушенный бывший тракторный стан. Уже приватизирован кем-то ушлым, но ещё не решено, что здесь будет. Ждёт своей очереди. Следы парникового хозяйства. Сад ореховый. Одичавший. Сад черешневый. Такой же.
А за селом создано такое, не знаю, как и назвать, хозяйство, наверное, или ферма. Лошади там живут. Породистые. В домах таких специальных деревянных. Условия проживания лучше, чем у старушек, доживающих свой век в ветхих домишках. Говорят, лошадок этих даже моют под тёплым душем.
Зимой заезжие туристы ломают лыжи на склонах гор, где раньше были колхозные поля. Но отдыхающих наездами немного в любое время года. Как и собственно местных жителей. Терема эти новопостроенные их владельцы используют исключительно как дачи. Те, что из Севастополя, приезжают и на выходные, а те, что из Днепропетровска и даже из ближнего зарубежья, конечно, тут отпуска свои проводят. Праздники устраивают, дни рождения справляют. И салютами такими расцвечивается близкое здесь небо, что столицы позавидуют.
В сумерках, в их неверном свете, кажется, вот-вот растворится село. Как фантом. Горы вокруг такие хмурые, чреваты снегом, зимой, холодом. Сады унылые. И дороги, ведущие в никуда. Они как-то пересекаются, путаются, петляют. Хотели спуститься по одной из них вниз, к озеру, попали на другую, с неё ещё на какую-то, которая, сделав петлю, вывела на первую. Попытались вернуться вверх, ан нет. Глинистая дорога не давалась, машина по ней сползала, как слеза по щеке, снова пыталась карабкаться, снова сползала. Вот, наверное, кому-то снизу, из окна своего домика, забавно смотреть на наши экзерсисы. Будто муху на стекле рассматривать эту машину на глинистой дороге. Не победили мы её, коварную трассу, и съехали в село, к истоку кривой улочки.
И ведь ни одного живого существа вокруг. То есть нет, вот кошка разлеглась на ветке дерева, смотрит хитро. Даже и не пытаемся у неё дорогу спрашивать, знаем, что из вредности не подскажет.
Зато вынырнул из сумерек такой вальяжный охотник в камуфляже, с зайцем, притороченным к поясу. Ну натурально убитый был заяц, с охоты же человек с ружьём шёл. Он, не останавливаясь, махнул рукой в сторону, куда, по его мнению, нам надлежало свернуть, и скрылся в тех же сумерках. Был ли дядя?
Выбрались наконец, миновав домишки с тёмными окнами, проехав мимо больших за крепкими заборами владений, окна там тоже не светились гостеприимно. Далее дорога пошла через лес, через всё более густые сумерки, сквозь фантастический, какой-то почти марсианский закат. Сначала вверх, потом, после перевала, вниз, и вот она — шумная трасса Бельбекской долины. Огоньки в окнах домов, машины, люди. Кажется, совсем и близко до этого Высокого. Или только кажется?
А может, просто высоко?
А кто б не поселился, скажите на милость, в этом чудном, в этом буквально райском месте! Горы вокруг, горные же озёра, количеством аж четыре или даже пять, смотря что считать окрестностями этого села, а что — уже других, расположенных, кстати, очень далеко. Или всё же высоко?
Наверное, ещё рано писать мемуары, начинать их фразами типа «вновь нелёгкая журналистская судьба забросила меня в Париж», но что-то же за годы этой самой нелёгкой накапливается и взывает к воспоминаниям, и требует возвратиться к былому. Ах, оставьте неуместные аналогии вроде того, что преступника всегда тянет на место преступления. Не всегда преступника и не всегда тянет.
Высокое — это другое. Просто когда-то, довольно давно, когда о развитии городов и весей как-то ещё думали, планировали их развитие, хотели признать Высокое неперспективной деревней. Со всеми вытекающими из такого решения последствиями. То есть жителей переселить, дома развалить, с землёй сровнять, деревню закрыть как объект забот. Не нужно будет возить сюда хлеб и другую снедь, не нужно будет гонять сюда рейсовый автобус, чтобы местные могли выехать по своим делам в город или на центральную усадьбу колхоза. Почтальону не нужно будет сюда мотаться с толстой сумкой на ремне. Вообще, нет села — нет проблем.
Но жители Высокого рассудили иначе. И, веря в силу печатного слова, привезли в своё село корреспондента, чтобы он на месте убедился, как здесь всё замечательно, и чтобы написал, что село ликвидировать нельзя, мол, есть у него перспективы. Должны быть. Тот весенний день в селе, те запахи зацветающих эндемиков, те тишь и прозрачность небес, та картошка из прогорающего костра, разведённого прямо в поле, где сажали лук местные жительницы, члены огородной бригады тогда ещё существующего колхоза... Ну и статья получилась под стать впечатлениям. И с тех пор храню в альбоме с дорогими фотографиями протокол собрания жителей села с повесткой дня — обсуждение той самой статьи. И с решением — статью считать объективной, а село — перспективным.
Конечно, не только сила печатного слова, не только решение собрания сыграли роль в том, что село оставили. Наверное, посчитали власти, ликвидировать всё же дороже, чем оставить всё, как есть.
В покое, в тихом сне, оно и проживало, Высокое. Медленно разваливались домишки, тихо доживали в них свой век обитатели. Дичали сады, поля зарастали сорняками. Колхоз давно развалился.
И вот тут-то совсем не местные, совсем не бедные присмотрели это место. И вознеслись к небесам такие терема! И вознеслись к ним же, к небесам, цены на дома.
Теперь Высокое — такое себе село контрастов. Разбитое здание сельского клуба. Сюда приходят во время выборов, чтобы в очередной раз выполнить свой гражданский долг. Ещё иногда, например, в День пожилого человека новые приезжие устраивают старожилам «сладкий стол». Тортиками кормят, газировкой поят.
Терема, о которых уже говорилось, громадами вздымаются в основном по окраинам села. А в центре — старые, покосившиеся избушки.
Почти разрушенный бывший тракторный стан. Уже приватизирован кем-то ушлым, но ещё не решено, что здесь будет. Ждёт своей очереди. Следы парникового хозяйства. Сад ореховый. Одичавший. Сад черешневый. Такой же.
А за селом создано такое, не знаю, как и назвать, хозяйство, наверное, или ферма. Лошади там живут. Породистые. В домах таких специальных деревянных. Условия проживания лучше, чем у старушек, доживающих свой век в ветхих домишках. Говорят, лошадок этих даже моют под тёплым душем.
Зимой заезжие туристы ломают лыжи на склонах гор, где раньше были колхозные поля. Но отдыхающих наездами немного в любое время года. Как и собственно местных жителей. Терема эти новопостроенные их владельцы используют исключительно как дачи. Те, что из Севастополя, приезжают и на выходные, а те, что из Днепропетровска и даже из ближнего зарубежья, конечно, тут отпуска свои проводят. Праздники устраивают, дни рождения справляют. И салютами такими расцвечивается близкое здесь небо, что столицы позавидуют.
В сумерках, в их неверном свете, кажется, вот-вот растворится село. Как фантом. Горы вокруг такие хмурые, чреваты снегом, зимой, холодом. Сады унылые. И дороги, ведущие в никуда. Они как-то пересекаются, путаются, петляют. Хотели спуститься по одной из них вниз, к озеру, попали на другую, с неё ещё на какую-то, которая, сделав петлю, вывела на первую. Попытались вернуться вверх, ан нет. Глинистая дорога не давалась, машина по ней сползала, как слеза по щеке, снова пыталась карабкаться, снова сползала. Вот, наверное, кому-то снизу, из окна своего домика, забавно смотреть на наши экзерсисы. Будто муху на стекле рассматривать эту машину на глинистой дороге. Не победили мы её, коварную трассу, и съехали в село, к истоку кривой улочки.
И ведь ни одного живого существа вокруг. То есть нет, вот кошка разлеглась на ветке дерева, смотрит хитро. Даже и не пытаемся у неё дорогу спрашивать, знаем, что из вредности не подскажет.
Зато вынырнул из сумерек такой вальяжный охотник в камуфляже, с зайцем, притороченным к поясу. Ну натурально убитый был заяц, с охоты же человек с ружьём шёл. Он, не останавливаясь, махнул рукой в сторону, куда, по его мнению, нам надлежало свернуть, и скрылся в тех же сумерках. Был ли дядя?
Выбрались наконец, миновав домишки с тёмными окнами, проехав мимо больших за крепкими заборами владений, окна там тоже не светились гостеприимно. Далее дорога пошла через лес, через всё более густые сумерки, сквозь фантастический, какой-то почти марсианский закат. Сначала вверх, потом, после перевала, вниз, и вот она — шумная трасса Бельбекской долины. Огоньки в окнах домов, машины, люди. Кажется, совсем и близко до этого Высокого. Или только кажется?
А может, просто высоко?
Наталья Астахова, «Крымская Правда»
Комментарии
Отправить комментарий