Багреевка - символ Красного террора в Крыму
Усадьба Багреевка в пригороде Ялты - место массового уничтожения большевиками-ленинцами местного населения в период становления советской власти в Крыму. С 7 декабря 1920 года по 25 марта 1921 года здесь было расстреляно около 1000 человек. Весной талая вода с гор вместе с кровью убитых стекала в ялтинский водопровод, отчего вода в нём окрасилась в розовый цвет…
До 1920 года Багреевка была имением нотариуса Алексея Фролова-Багреева. По доносу гражданки Масленковой, работавшей у Фролова-Багреева, в доме нотариуса чекисты провели обыск и изъяли все ценности. Показания Фролова-Багреева из протокола допроса:
Усадьба Фролова-Багреева и стала местом расстрела самого хозяина, а в последствии еще около тысячи ялтинцев. «С 7 декабря под руководством Белы Куна начались расстрелы «в порядке проведения Красного террора», - вспоминала жительница Ялты Екатерина Куртен (в замужестве Мещерякова). Официально известно, — писала она, — что в Ялте должно было быть расстреляно 6000 человек. Эти расстрелы происходили за городом, в лесу, на даче присяжного поверенного Фролова-Багреева и закончились 25 марта 1921 года. Потом наступила передышка».
Под места предварительного заключения наскоро приспосабливали подвалы некоторых зданий в центре Ялты. Самый страшный подвал, прозванный народом «аквариумом» (там люди стояли зимой по колено в воде), находился на Виноградной улице. Редко кому удавалось вернуться живым.
В Ялте о массовых казнях узнали сразу. Да и трудно было в маленьком городе скрыть передвижение огромного числа конвоируемых людей. Кроме того, в местной прессе начали печатать списки казненных, но тут же прекратили, так как они не умещались на страницах газет.
Никогда не забывала о случившемся известная всем ялтинцам Тамара Владимировна Шмелева (1903—1994), племянница Максимилиана Волошина и однофамилица писателя Ивана Шмелева. Но редко когда рассказывала... И всё же однажды призналась в письме к Марии Ивановне Титовой, внучке художника Михаила Нестерова, с которой дружила многие годы. Рассказала, как был омрачен для нее и мамы светлый праздник сочельника 6 января 1921 года. В этот день погиб ее отец, а вместе с ним — так много людей, что не только воды Учан-Су, но даже море в месте впадения речки возле гостиницы «Ореанда» обагрилось кровью.
Заметая следы преступления, чекисты долгое время никого не подпускали к даче. И все же однажды к ней привели главного санитарного врача Ялты Василия Ивановича Косарева. Вот что рассказал его внук Андрей Николаевич Савельев (р. 1934): «Когда весной 1921 года началось таяние снегов и установилась теплая погода, сукровица от разлагавшихся трупов попала из наземных и подпочвенных вод в исарский водовод и проникла в ялтинскую водопроводную сеть. Возникла угроза эпидемии. Поэтому санитарному врачу вынуждены были показать водонакопительный бассейн. Он был почти до краев заполнен человеческими телами и слегка припорошен землей. Едва начали снимать верхний слой, как дедушка узнал своих знакомых и чуть не потерял сознание... Что он еще мог сделать?! Разве что посоветовал привезти сюда 12 подвод негашеной извести, которой и засыпали бассейн. С тех пор близкие стали замечать за Василием Ивановичем некоторые странности поведения, как будто у него «повредился рассудок» и появились провалы памяти».
Увы, точное количество расстрелянных в Ялте, тем более — по всему Крыму, до сих пор не удалось установить. Среди погибших оказался и сын выдающегося русского писателя Ивана Шмелева — Сергей. Через несколько лет после отъезда за границу Иван Сергеевич дал показания защитнику русского офицера Конради, застрелившего советского дипломата Воровского в знак возмездия за крымский террор.
Ссылаясь на рассказ доктора, «заключенного с его сыном в Феодосии, в подвале Чеки», Шмелев привел страшную даже для тех лет статистику: «За время террора, за 2-3 месяца, конец 1920 и начало 1921 года в городах Крыма: в Севастополе, Евпатории, Ялте, Феодосии, Алупке, Алуште, Судаке, Старом Крыму и пр. местах, было убито, без суда и следствия, до ста двадцати тысяч человек — мужчин и женщин, от стариков до детей. Сведения эти собраны по материалам бывших Союзов врачей Крыма». «Свидетельствую, — настаивал на своих показаниях писатель, — в редкой русской семье в Крыму не было одного или нескольких расстрелянных».
До 1920 года Багреевка была имением нотариуса Алексея Фролова-Багреева. По доносу гражданки Масленковой, работавшей у Фролова-Багреева, в доме нотариуса чекисты провели обыск и изъяли все ценности. Показания Фролова-Багреева из протокола допроса:
«Во время второго большевизма я уехал в Новороссийск, так как во время первого большевизма мне принесли массу неприятностей, до отобрания всего имущества, причём эти неприятности были такого же характера, которые и сейчас… в моём доме по ул. Милютинская, 2, поселились комиссары. Я же вынужден был находиться в доме моего знакомого Волгранинова. Нотариальная контора не работает. Я ничего не зарабатываю, хоть мой нотариальный стаж составляет более 30 лет. Никаких сбережений я не имею. Мои квартиры в Ялте заняты чужими людьми и дохода от сдачи их в аренду нет. Одних поселил я сам, других поселили дворники, когда меня не было в Ялте».Свои показания дополнил письменной просьбой отпустить его под подписку хоть на некоторое время, поскольку он человек не молодой, болен, никуда выезжать не собирается, всё своё имущество он утратил и утаивать ему нечего. О своих родственниках и близких ничего не говорил и записей о них в протоколе нет. На первой странице протокола допроса Фролова-Багреева крупным размашистым почерком написано: «Расстрелять».
Усадьба Фролова-Багреева и стала местом расстрела самого хозяина, а в последствии еще около тысячи ялтинцев. «С 7 декабря под руководством Белы Куна начались расстрелы «в порядке проведения Красного террора», - вспоминала жительница Ялты Екатерина Куртен (в замужестве Мещерякова). Официально известно, — писала она, — что в Ялте должно было быть расстреляно 6000 человек. Эти расстрелы происходили за городом, в лесу, на даче присяжного поверенного Фролова-Багреева и закончились 25 марта 1921 года. Потом наступила передышка».
Под места предварительного заключения наскоро приспосабливали подвалы некоторых зданий в центре Ялты. Самый страшный подвал, прозванный народом «аквариумом» (там люди стояли зимой по колено в воде), находился на Виноградной улице. Редко кому удавалось вернуться живым.
В Ялте о массовых казнях узнали сразу. Да и трудно было в маленьком городе скрыть передвижение огромного числа конвоируемых людей. Кроме того, в местной прессе начали печатать списки казненных, но тут же прекратили, так как они не умещались на страницах газет.
Никогда не забывала о случившемся известная всем ялтинцам Тамара Владимировна Шмелева (1903—1994), племянница Максимилиана Волошина и однофамилица писателя Ивана Шмелева. Но редко когда рассказывала... И всё же однажды призналась в письме к Марии Ивановне Титовой, внучке художника Михаила Нестерова, с которой дружила многие годы. Рассказала, как был омрачен для нее и мамы светлый праздник сочельника 6 января 1921 года. В этот день погиб ее отец, а вместе с ним — так много людей, что не только воды Учан-Су, но даже море в месте впадения речки возле гостиницы «Ореанда» обагрилось кровью.
Заметая следы преступления, чекисты долгое время никого не подпускали к даче. И все же однажды к ней привели главного санитарного врача Ялты Василия Ивановича Косарева. Вот что рассказал его внук Андрей Николаевич Савельев (р. 1934): «Когда весной 1921 года началось таяние снегов и установилась теплая погода, сукровица от разлагавшихся трупов попала из наземных и подпочвенных вод в исарский водовод и проникла в ялтинскую водопроводную сеть. Возникла угроза эпидемии. Поэтому санитарному врачу вынуждены были показать водонакопительный бассейн. Он был почти до краев заполнен человеческими телами и слегка припорошен землей. Едва начали снимать верхний слой, как дедушка узнал своих знакомых и чуть не потерял сознание... Что он еще мог сделать?! Разве что посоветовал привезти сюда 12 подвод негашеной извести, которой и засыпали бассейн. С тех пор близкие стали замечать за Василием Ивановичем некоторые странности поведения, как будто у него «повредился рассудок» и появились провалы памяти».
Увы, точное количество расстрелянных в Ялте, тем более — по всему Крыму, до сих пор не удалось установить. Среди погибших оказался и сын выдающегося русского писателя Ивана Шмелева — Сергей. Через несколько лет после отъезда за границу Иван Сергеевич дал показания защитнику русского офицера Конради, застрелившего советского дипломата Воровского в знак возмездия за крымский террор.
Ссылаясь на рассказ доктора, «заключенного с его сыном в Феодосии, в подвале Чеки», Шмелев привел страшную даже для тех лет статистику: «За время террора, за 2-3 месяца, конец 1920 и начало 1921 года в городах Крыма: в Севастополе, Евпатории, Ялте, Феодосии, Алупке, Алуште, Судаке, Старом Крыму и пр. местах, было убито, без суда и следствия, до ста двадцати тысяч человек — мужчин и женщин, от стариков до детей. Сведения эти собраны по материалам бывших Союзов врачей Крыма». «Свидетельствую, — настаивал на своих показаниях писатель, — в редкой русской семье в Крыму не было одного или нескольких расстрелянных».
Твитнуть
Поделиться
Поделиться
Класснуть
Читайте также:
Годы жизни в Крыму были самыми страшными для писателя Ивана Шмелева 
Комментарии
Отправить комментарий