Легенды и быль Красносельского

До сих пор нераскрытыми остаются многие тайны, непрочитанными многие страницы летописи героической обороны Севастополя в годы Великой Отечественной войны. Об одном из подвигов, совершённых во время героической обороны, расскажем сегодня.

— Кто? Цветаевы? Не-е, тут такие не живут. Точно. Я здесь всех знаю. Буза — деревня небольшая, — ответствовал колоритного вида мужичок на вопрос: где жили Цветаевы? Те самые, точнее, без знаменитой Марины, — её сестра Анастасия с сыном Андреем. Лишения послереволюционной России и голод заставили Анастасию Ивановну искать убежище в Крыму. Макс Волошин много помогал, но жить в Коктебеле или Старом Крыму всё равно было трудно, голодно. Вот и перебрались в степь, в село Басалак. Пыль, степь, огородики и стада овечек, железная дорога недалеко. Кто знает, в какой из мазанок жила писательница с ребёнком?

Сейчас селение именуется красиво — Красносельское. Но даже местные жители мало пользуются этим названием, не упоминают и официальное прошлое наименование (до середины сороковых годов прошлого века — Басалык, или Басалак). Больше звучит Бузулаки, а ещё чаще — просто Буза. Басалык в переводе с тюркского — булава. Об этом оружии и символе власти в словаре Владимира Даля есть упоминание. Во времена Крымского ханства земли у современного села принадлежали одному из богатейших крымскотатарских родов — Ширинам. Точнее, видимо, тут как раз проходила граница между угодьями ширинскими и землёй, принадлежавшей городской общине Эски-Кырыма (это всем известный сейчас Старый Крым). Возможно, именно необходимость обозначения собственности на местности и послужила первоосновой названия: воткнул в землю палку вроде булавы: это — моё, то — ваше. После и название привязалось.

А по-современному село названо в честь героя Великой Отечественной. И оно нам наиболее интересно и близко. Одно время до войны Иван Красносельский, уроженец Черниговщины, работал в Ислам-Терекской МТС. Когда началась война, Иван Михайлович трудился в Керченском морском порту, недалеко от которого проживал вместе с молодой женой и маленьким сынишкой. Услышав по радио о начале войны, он направился в военный комиссариат: «Прошу направить на фронт. Добровольно». Просьбу его удовлетворили. Служил в 18-м батальоне морской пехоты, участвовал в обороне Севастополя в 1941 году. Именно здесь в составе группы моряков он и совершил подвиг. В советское время много говорилось о героическом дне 7 ноября 1941-го, когда черноморцы ценой жизни не допустили немецкие танковые части на оперативный простор. Десять танков остались под горой в Дуванкое (ныне Верхнесадовое). А наших матросов было лишь четверо, да ещё политрук Николай Фильченков. Именно тогда краснофлотец Иван Красносельский, поднявшись во весь рост, бросил бутылку с зажигательной смесью и сжёг фашистский танк, потом ещё один. Но пуля не миновала смельчака. В конце октября 1942 года Красносельскому и другим воинам было присвоено звание Героя Советского Союза. Посмертно.

Об этом говорит официальная история. Увы, в наше время постоянного пересмотра истории и этот эпизод севастопольской обороны оказался под пристальным вниманием исследователей. Да ладно бы историков, а то и просто досужих «мыслителей». Над ситуацией, сложившейся в ноябрьские дни обороны приморской твердыни, сгустились тучи слухов ещё лет двадцать назад. Хотя, сразу оговорюсь, несмотря на всякие мифы, старые и не очень, оборона Севастополя становится не менее героической, но, увы, более трагичной.

Так вот, довольно «авторитетно» сказано, что подвига пятёрки героев не было, и танков не было, и вообще ничего не было. Но ерунда всё это: были герои, была самоотверженность, были дух победы и горечь поражения. Хотя, конечно, отдельные эпизоды Великой Отечественной обросли мифами, как рифами. А что такое миф? Почти всегда он несёт в себе не только событие, но и героя. Да, однозначной правды в нашем случае никто ещё не сказал. А полуправда изначально «беременна» мифологией. Вот и получается, что ничего не получается.

Действительно, согласно официальным сводкам, в седьмой день ноября сорок первого ничего существенного не происходило. Но, кстати, среди ежедневных сообщений «На подступах к Севастополю» почему-то нет сводки от 7 ноября. Посмотрите в дотошнейшей книге Валерия Иванова «Севастопольская эпопея в официальных документах». А вот очерк о героях-черноморцах появился аж в мае 1942-го, когда автор М. Когут в «Маяке Коммуны» поведал стране о стойкости черноморской. Тут вой подняли наши «историки». Докопались, что это был псевдоним известного в предвоенные годы советского еврейского писателя и поэта Переца Давидовича Маркиша.

Дипломированные историки ещё спорят, танки были или нет, но прорыв немцев у Дуванкоя именно в эти дни зафиксирован в журналах боевых действий. Возможно, и матросы полегли действительно там, пусть и не столь эффектно, но от этого не менее героически. И пусть будет правда, пусть горькая и обыденная, но тогда и воя «историков страшной войны» не будет.

Между тем нельзя сбрасывать со счетов и необходимость прославления героизма для массового сознания, и успешное функционирование мощной системы пропаганды, сломанное «перестройкой» в середине восьмидесятых. Ведь как бы там ни было, героическое нужно нам всем, а где оно, да ещё без движущей машины пропаганды? Сетуют даже ленивые, что нет сейчас образцов для подражания. Конечно, современные «герои», вроде героев Украины по разнарядке, не в счёт!

А ещё хочется вспомнить слова одного ветерана — Ивана Давиденко. Отходя из Севастополя, он прощался с тяжелораненым сослуживцем, который не боялся остаться и погибнуть, но желал «погибнуть героем: пусть мои не знают, что умер бесславно тут, под скалой, от жажды и ран, и думают, что пропал без вести наш Герой!». Случай этот сам по себе — целый рассказ, но он ещё не нашёл своего писателя. А вот подвиг краснофлотцев облили грязью недоверия.

Не могу не привести пространную цитату из книги Александра Валерьевича Неменко «Огненные рубежи»: «О подвиге пяти краснофлотцев из состава 18-го батальона морпехоты написано много. Но реальных фактов известно мало. Около 16 часов 7 ноября на склонах горы, вне видимости позиций 18 батальона, разгорелся бой. По шуму боя наблюдатели определили, что немцами были предприняты три атаки. Ночью (в начальный период обороны бои велись только в светлое время суток) из пяти противотанковых групп вернулись только две. Около 3-х часов ночи подошла и третья группа, которая и принесла раненого краснофлотца Цыбулько из состава группы Н. Д. Фильченкова. Подробности боя так и остались неизвестными: Цыбулько умер спустя сутки, не приходя в сознание. По воспоминаниям Д. С. Озеркина и В. Л. Вильшанского, 7 ноября после атаки 8-й бригады противник силами до полка при поддержке транспортёров и артиллерии начал прорыв к дороге, ведущей на плато, с целью выйти во фланг 8-й бригаде. Бои шли в течение суток. На горной дороге, которая ныне ведёт к посёлку Симиренко, разведчиками 8-й бригады была найдена разбитая немецкая техника. Из воспоминаний Д. С. Озеркина: «На КП начальник разведки доложил, что на изгибе дороги стоят сгоревшие транспортёр и два мотоцикла, а ещё дальше возле нашего дзота — ещё два транспортёра и броневик. Ещё один броневик, очевидно, пытавшийся обойти огневую точку, лежит на боку на склоне горы. Дзот уничтожен, в траншеях в районе дзота найдены тела девяти краснофлотцев, четверо из которых были не нашими (не из 8-й бригады). Трупов противника обнаружено не было, противник забрал их с собой. На обратном пути в лощине было найдено ещё три сгоревших мотоцикла». Очевидно, прорвавшись к дороге, немецкие войска двинулись вверх, но были остановлены огнём пулемётного дзота (дзот находился уже на плато, у дороги). При поддержке транспортёров дзот был подавлен, но дальнейшее продвижение противника было остановлено. Интересно то, что памятник установлен почти в километре от места боя, происходившего 7 ноября. В районе, где сейчас установлен памятник, тоже был бой, но 8 ноября. В попытке ниспровергнуть «сталинские идеалы» сейчас многие авторы стремятся доказать, что не было подвига пяти краснофлотцев из состава 18-го батальона. При этом многие авторы идут на прямую фальсификацию воспоминаний.

Так, например, в сильно обработанных воспоминаниях Замиховского утверждается: «Не было никакого подвига! Мы стояли как раз позади 18-го батальона». Вот только никаких частей «позади 18-го батальона» не было. Учитывая многие несовпадающие детали, можно с уверенностью сказать, что опубликованные «воспоминания» являются продуктом творчества г-на Г. Койфмана, который их «опубликовал». Так или иначе происходили события в это время в указанном месте, неважно, так как подвиг тогда совершили не пять краснофлотцев, а все двадцать пять тысяч бойцов-защитников города, остановивших противника».

Шёл по разбитой дороге из Красносельского на Яркое Поле и под запах изнывающих зноем полей вспоминал рассказ Андрея Платонова «Одухотворённые люди» о подвиге моряков-черноморцев. Есть там строки: «Снаряд с воем пронёсся мимо головы Красносельского; боец ожесточился, что его может убить фашист, и закричал на машину страшным голосом, забыв, что ему внимать там не будут, потом резко и точно запустил бутылку в смертоносное тело машины и обрадовался пламени пожара. У Красносельского осталась ещё одна бутылка со смесью; он бросился в яму, потому что свежий танк, обойдя горящий, шёл на человека. Сейчас Красносельский узнал чувство хозяйственного удовлетворения: он уже уничтожил две машины, можно уничтожить ещё одну, от этого всё-таки убудет смерть на свете и жить людям станет легче; уничтожая врага, Красносельский словно накоплял добро, и он понимал пользу своего труда». Нелёгкий, смертельно опасный труд защитника земли родной и будущего мира. Увы, мира забывчивого.

Сергей Ткаченко, «Крымская Правда»

Ссылки по теме:

• Минные подземелья Севастополя
• Что таят штольни Инкермана?