Минные подземелья Севастополя

Грязь, казалось, осталась позади, в туманном городе, раскисшем от надоедливых снегопадов. Но вот на обувь начала налипать мокрая глина, идти стало тяжелее, а тут и потолок становится всё ниже, заставляя стать на колени... Здесь, в подземелье, грязно, тихо и жутко. «Да не дрейфь, бомжи лазают тут — ни черта не боятся», — подбадривает Саня, севастопольский диггер. Правда, ребята, изучающие подземный Севастополь, себя так не называют. Смеются в темноте аидовых галерей: «Лучше уж просто — исследователи!» И тянут дальше и глубже — по бывшей минной выработке времён Крымской войны. По-севастопольски — просто «по мине»...



Правее батареи Костомарова, что как раз за знаменитым бастионом на Историческом бульваре, видна каменная глыба, в которую вмонтирована чугунная доска с надписью: «Уцелевшие следы минной войны перед 4-м бастионом». Рядом, во рву, входы в галерею — немые свидетели подземно-минной войны. Мало кто знает о той подземной жизни стопятидесятипятилетней давности, это уже дело историков, и ещё оказалось — любителей адреналина в крови, диггеров. Но обо всём по порядку.

После неудачной первой бомбардировки в октябре 1854-го англичане и французы решили сделать подкопы под севастопольские укрепления, взорвать их передовые линии и идти на штурм города. Но русские военные инженеры разгадали замысел врага. Известный военный инженер Эдуард Иванович Тотлебен приказал выдолбить два колодца во рву четвёртого бастиона, позже их число довели до двадцати. На глубине пяти, а затем двенадцати-тринадцати метров был обнаружен слой глины толщиной более метра. Колодцы соединили между собой окружными подземными галереями.

В декабре Тотлебену передали план осадных работ под Севастополем, литографированный в Париже. На нём были обозначены две минные галереи врага перед четвёртым бастионом. Исчезли последние сомнения относительно намерений противника.

Зная правила и особенности ведения минной войны, защитники повели слуховые рукава навстречу французам сразу на двух глубинах. Чем дальше под землёй продвигались сапёры, тем становилось тяжелее: часто из-за недостатка воздуха работали без свечей, на ощупь, землю выносили в мешках. Галереи заливали грунтовые воды. Работали по восемь часов в три смены. Кроме сапёров в каждую смену назначали до трёхсот пятидесяти солдат. Несколько раз в сутки прекращали работу: в эти минуты прислушивались к действиям противника, определяя направления их подкопов. Вечером 22 января 1855 года защитники гальваническим способом произвели первый взрыв. Всего за семь месяцев ведения подземно-минной войны севастопольцы выполнили 94 взрыва, союзники — на два десятка больше. Защитники израсходовали 761 пуд пороха, противник — аж 4148.

Подземно-минная война велась и перед пятым бастионом и редутом Шварца. Русские сапёры рыли контр-галереи и перед Малаховым курганом. На четвёртом бастионе подземно-минной войной руководил штабс-капитан Александр Васильевич Мельников, командир 2-й роты 4-го сапёрного батальона, прозванный «обер-кротом» Севастополя. Он пришёл на бастион «10 декабря и пробыл в минах (мина — подкоп с пороховым зарядом. — Авт.) бессменно до 15 мая 1855 года». Орден Святого Георгия минёр получил не только за руководство минной войной, но, как указывалось в представлении, и за то, что «в ночь с 17 на 18 января, открыв неприятельского минёра, с неустрашимостью дал ему приблизиться до 2-х саженей, зарядив нашу мину, и 22 января удачным камуфлетом разбил неприятельскую галерею на значительное расстояние, что весьма замедлило работы атакующего против 4-го бастиона». Контуженного и тяжелобольного Мельникова сменил поручик, а затем — штабс-капитан Преснухин, руководивший подземными работами до окончания обороны. До конца своих дней Мельников, ставший генералом, «носил на указательном пальце правой руки золотой перстень, изображающий четвёртый бастион, украшенный по краям бриллиантами и изумрудом в центре. Мельников скрывал происхождение перстня, но все окружающие говорили, что перстень был подарен ему французскими сапёрами, приславшими его из Парижа как непобедимому «обер-кроту».

В те дни трудно было удивить кого-либо храбростью, но даже среди защитников, ежедневно смотревших в глаза смерти, выделялся своим бесстрашием унтер-офицер Фёдор Самокатов. Девять месяцев пробыл он в минах четвёртого бастиона! В феврале 1855- го, работая в галерее, сапёры наткнулись на слуховой рукав противника. Унтер-офицер Самокатов с пятью товарищами ворвался во вражескую галерею и захватил её. В апреле он получил ранение в плечо, но через три дня возвратился в контр-мины.

Активные действия защитников под землёй, перехвативших инициативу у французов, заставили противника признать, что «пальма первенства» в подземно-минной войне принадлежит русским. Защитники прорыли 6892 метра подземных галерей, из них почти четыре тысячи — у четвёртого бастиона, союзники — 1280 метров. По мнению инженера Тотлебена, «...контр-мины 4-го бастиона способствовали к продлению осады по меньшей мере на пять месяцев». То есть штурм, решающий и кровавый, откладывался союзниками постоянно.

Именно об этом разговорился с парнями из Севастополя и Бахчисарая, избравшими себе удивительное хобби — путешествия подземельями приморского города. Колеся по Севастополю с диггерами, узнал многое. Оказалось, что проведено несколько экспедиций по изучению минных галерей, расположенных в районе 4-го бастиона. Ребятам известны несколько входов в оборонительном рву бастиона и в других районах, но действующий — только один. Достоверна информация из исторических источников, что входов в мины было более двадцати. «Во всех открытых источниках указывается, что минные галереи имели два яруса, но мы насчитали как минимум пять ярусов, — рассказывает Саня, любитель старинных книг, как себя называет. — Многие нижние ярусы затоплены». Он же и предостерегает, что обвалы там происходят регулярно. Ну а заблудиться там весьма просто: галереи хаотично петляют, пересекаются с другими, всё однотипно и однообразно. Плюс в минных галереях очень сыро и мало кислорода. Это почувствовал и сам ещё в подземелье — не полез в какой-то колодец: сдавливало грудь. А ведь русские солдаты лазили глубже, да и не имели, как мы, налобных фонарей, изолирующих противогазов и газоанализаторов с компасами.

Спрашиваю о схемах мин. Да, оказывается, есть и такие. Но, по утверждению ребят, их практика показала, что схемы минных галерей не соответствуют реальности, возможно, что рисовались они на глазок. Так что без знающих людей даже со схемой соваться в мины просто опасно. Тем более никаких сокровищ там нет.

И тут же исследователи подземелий показывают свои находки: несколько ядер, русскую офицерскую пуговицу времён Крымской войны (уж не Мельникова ли, подумалось ), кирку и лопату тех же времён и целую горсть патронов от немецкого автомата. Там, где нашли их, ребята видели и человеческие останки. Видимо, мины использовались во время второй обороны Севастополя как бомбоубежище или временное жильё. И стали братской могилой — без известности, без скорби, в вечном мраке и грязи.

Неужели истинный памятник простому русскому солдату-сапёру, как обычно, увы, оставшемуся безвестным, доступен лишь глазам диггеров? Да, есть на знаменитом монументе Э. Тотлебену несколько фигур сапёров, но на них ни один экскурсовод не заостряет внимание: так, элемент декора памятника. А вот если бы хоть начало галерей за четвёртым бастионом сделать местом посещения — и поклонения, наверное! Приведём интересный текст, которому уже сто лет. «Быть может, вам захочется попасть в старые галереи и осмотреть их. Вы спуститесь в ров по удобной лестнице, пересечёте его, слегка остерегаясь некоторых видимых предметов, и остановитесь перед входом, различив в его глубине погнутый и как бы изжёванный лист ржавого-прержавого железа, который преграждает доступ любопытным, но в ещё большей степени вас заставит остановиться смрад, доносящийся из-за железного листа. Гниют ли там дохлые кошки или же смердит что-то другое, вам, конечно, разведывать не захочется, и вы поспешите удалиться, почёсывая, тем же часом, место государственных раздумий. Вот уж странные дела творятся, подумаете вы. Как понимать?

Десятками тыщ водим народ в киево-печерские подземелья, и для тех же десятков тыщ железом и кощунством заперли каменные севастопольские штреки, являвшиеся неотъемлемой частью четвёртого бастиона и остающиеся естественным памятником его героям, памятником русскому солдату. Ибо что значит фраза, столь охотно повторяемая экскурсоводами и историками, о превосходстве русского минёра? В подземной войне превосходство добывалось тем, чтобы иметь свою галерею ниже неприятельской, то есть работать в земле дальше, чем неприятель, от свежего воздуха, сильнее, чем он, терпеть и лучше мужаться. Русские галереи достигали шестидесяти футов углубления от поверхности, тогда как французские не опускались ниже сорока. И это не случайность, не лень французов, а следствие правила, принятого в те времена, по которому ниже тридцати футов без принудительной вентиляции ходов и галерей работать было нельзя, потому что работающие задыхались. Именно русским солдатам, чьи имена безвозвратно утрачены, претерпевшим в каменной подбастионной утробе больше мук, чем противник, меньше себя жалевших (по Болконскому), мы в конечном итоге и были обязаны тем, что имели решительный перевес над врагом в минной войне». Это из очерка «Подпоручикъ Севастопольский» известного российского журналиста начала прошлого века Александра Ткачёва.

Мысли — такие же, как и сейчас. Особенно после выхода на свет Божий из мрачных и грязных галерей. Тут уж и пронзительный ветер, и грязный снег по склонам бастионного рва обрадуют. А уж если солнышко, да травка зелененькая... Свобода! Мир огромен! Люди кругом!

А там, в глубине севастопольской земли, ходами «кротов» блуждает Память. Причём об обеих оборонах родной русской земли.

Сергей Ткаченко, «Крымская Правда»

Ссылки по теме:

• Подземный Севастополь