Василий Гончаров — адмирал кинематографа

Василий ГончаровСегодня его имя не встретишь в списке знаменитых российских кинорежиссёров, информацию о его жизни киновед Борис Арсеньев долгие годы собирал по крупицам. В этом году исполнилось 150 лет со дня рождения амбициозного новатора, талантливого и скандального первого русского кинорежиссёра Василия Гончарова. Он стал автором сценария и вдохновителем легендарного фильма «Оборона Севастополя», который открыл новую эпоху в истории русского кинематографа.

В мир кино Гончарова привело увлечение драматургией. Василий Михайлович был чиновником на железной дороге, в свободное время писал очерки и рассказы из быта железнодорожников и регулярно посещал театр. Гордый и самолюбивый сценарист очень болезненно переживал, что его драмы и трагедии, «трактовавшие темы современности», критики считали «неудобными к постановке». Однако неудачи лишь закаляли Гончарова. Вскоре его старания увенчались долгожданным успехом: осенью 1908 года вышла в свет первая «сюжетная» русская картина «Стенька Разин», или «Понизовая вольница». Василий Гончаров, «вдохновитель постановки и творец сценария», любил во всём быть первым. Картина получилась откровенно слабой, с множеством недочётов, но её новизна и оригинальность покорили зрителей. На долю «Стеньки Разина» выпал сногсшибательный успех. Для Гончарова это не было неожиданностью: в беседах с французскими фабрикантами в Париже он всегда убеждал их в необходимости «давать для России русские ленты, изготовленные в русской обстановке».

В это же время в России кинопромышленник Александр Ханжонков мечтает заняться собственным производством картин, а не просто показом заграничных фильмов. На ловца и зверь бежит. Вскоре после выпуска нашумевшего «Стеньки Разина» вдохновлённый успехом Гончаров приходит к Ханжонкову. Об этой встрече Александр Ханжонков позже напишет:
Ко мне в кабинет вошёл человек среднего роста и средних лет, в поношенном, но тщательно разглаженном костюме, с гладко выбритой головой и щеками. „Первый русский режиссёр исторических картин для синематографов“, — отрекомендовался он. Он производил впечатление провинциала, желавшего выглядеть столичным жителем. Я обратил внимание на его какие-то странные глаза: карие, небольшие, глубоко сидящие на его бледном лице, они вспыхивали при волнении огоньком фанатика или гипнотизёра и совершенно меркли, когда речь переходила на обыденные темы.

Гончаров произвёл на Ханжонкова впечатление человека, знающего, чего он хочет, и крайне увлекавшегося кинематографией.

И началась совместная работа. Зимой 1908–1909 годов Гончаров поставил у Ханжонкова три фильма на сцене Введенского народного дома с актёрами его драматической труппы. В конторе Гончарова почти не видели, а когда он появлялся, то был необыкновенно важен и озабочен. На вопрос, как идут дела в Введенском народном доме, он гордо отвечал: «Что ж, материал хороший, но сырой. Его надо как следует ещё обработать». А иногда, желая напустить на себя туман загадочности, он добавлял что-нибудь вроде: «Пластика с мимикой уже пройдена, осталось самое главное — эмоции и переживания». Однако первый блин получился комом. Игра актёров под руководством Гончарова напоминала какую-то цирковую пантомиму в бешено-ускоренном темпе: артисты, загримированные, в прекрасных боярских костюмах, по звучным репликам Гончарова без малейшей запинки подходили, уходили, целовались, плакали и даже умирали с такой поспешностью, будто бы на всё это злой судьбой им была отпущена незначительная часть времени. С подобной трактовкой игры Ханжонков не согласился. Съёмки пришлось отложить на некоторое время. Сам же Гончаров оценил это как «нарушение его режиссёрских прерогатив».

Главным врагом Гончарова в режиссёрском деле был его темперамент: как только включался свет и начинал трещать съёмочный аппарат, Василий Михайлович терял самообладание — кричал, размахивал руками, хлопал в ладоши и так остро переживал всё происходящее на сцене, что рвался туда, за пределы дозволенного. Чтобы оградить объектив аппарата от неожиданных вторжений нервного режиссёра, за спиной Гончарова постоянно стоял начеку помощник оператора и по возможности незаметно удерживал его за пиджак. Но Гончаров даже не замечал своего «охладителя»: в моменты самой съёмки он находился почти в трансе и ничего, кроме сцены, не видел и не слышал.

Первые кинопостановки режиссёра были во многом наивны и примитивны, но Гончаров обладал удивительным свойством найти выход из любой ситуации. Например, центральную декорацию в одной из его картин «Русалка» — мельницу — заменяла дачная купальня. Естественно, никакого мельничного колеса там не было, поэтому Гончаров посадил за купальней мальчика с лопатой, который во время съёмки ритмично шлёпал этой лопатой по воде.

Отношения между Ханжонковым и Гончаровым складывались непросто. Жизненный девиз Василия Михайловича «или всё, или ничего» и твёрдая уверенность, что он как режиссёр вне конкуренции, привели к разрыву отношений первого русского кинорежиссёра и первого русского кинопродюсера. И Гончаров уходит к конкурентам фирмы Ханжонкова — братьям Патэ. Первая его картина «Ухарь-купец», поставленная в новой фирме, проходит по всей России с большим успехом. Но отчаянный Гончаров ссорится с дирекцией и покидает фирму. В Москве была ещё одна крупная заграничная фирма — «Гомон», которая мирно продавала картины, полученные из Парижа, и не думала когда-либо заняться изготовлением их в России. Под началом Гончарова они выпускают первую русскую картину «Генерал Топтыгин». Но вскоре Гончаров ушёл и из «Гомона». Неизвестно, сколько ещё могли бы продолжаться эти «творческие скитания», если бы режиссёр не загорелся новой авантюрой, которая позже станет достоянием отечественного кинематографа.

С дерзкой идеей снять историческую картину «Оборона Севастополя» небывало крупного масштаба Гончаров снова приходит к Александру Ханжонкову. Режиссёр-новатор смог заручиться поддержкой не только преуспевающего киноателье «А. Ханжонков и Ко», но и получить полное содействие и помощь от властей в постановке картины, взятой под покровительство царя. Но долго почивать на лаврах Гончаров не любил. Он сразу взялся за дело: отобрал на прокат целый вагон обмундирования для всех «двенадцати языков», осаждавших некогда Севастополь, заказал несколько тысяч бомб, которые безвредно и легко взрывались, создавая нужные эффекты. Ханжонков в своих воспоминаниях писал:
Как организатор Гончаров в этом бесконечно трудном и не имевшем ещё прецедентов деле показал себя с самой лучшей стороны, и энергия, и распорядительность, и экономия его были вне всякой критики.

В конце мая 1911 года съёмочная группа приехала в Севастополь. Гончаров легко улаживал все трудности. Когда не хватало актёров для сцены прощания севастопольцев с затонувшими кораблями, он с лёгкостью привлёк к съёмкам жителей ближайшего общежития. Гончаров добился разрешения полковника Княжевича, жившего в Симферополе, привлечь к съёмкам кавалеристов Крымского конного дивизиона. Коллеги полушутя, полусерьёзно прозвали Гончарова «наш адмирал».

Все курьёзы, которые случались с этим талантливым режиссёром, «фанатиком от кинематографии», не стоит списывать только на вспыльчивый характер. Сам Гончаров был твёрдо уверен в одном: не ошибается только тот, кто ничего не делает.

Режиссёр, в котором удивительно сочеталась «страсть к грубым эффектам с нежнейшей лирикой, доходящей иногда до девической сентиментальности», ушёл из жизни тихо и таинственно — во время чтения старинной и наивнейшей повести Карамзина «Бедная Лиза».

Усилиями Гончарова было создано акционерное общество на базе предприятия Ханжонкова, с его помощью заключались договоры с писателями на создание сценариев, он редактировал журнал «Вестник кинематографии». Именно по его инициативе, давшей блестящие результаты, в Севастополь созвали уже престарелых участников Крымской кампании, и в картине появились ценные кадры с живыми свидетелями, казалось бы, такого отдалённого исторического события. Это Гончаров нашёл композитора Козаченко и убедил его написать музыку для фильма «Оборона Севастополя».

Гончаров лично руководил музыкальным сопровождением при демонстрации фильма для царской семьи в Ливадии, а на премьеру картины в Москве пригласил большой симфонический оркестр. Василий Гончаров, по словам его современников, создал «киноалфавит» для режиссёров, а все, кто пришёл в империю кино после него, просто удачно составляли из уже готовых «букв» новые слова.

Юлия Цисарь, «Крымская Правда»

Ссылки по теме:

Комментарии

Популярные сообщения из этого блога

История происхождения названия города Симферополь

Симеиз — крымский гей-курорт

Редкие фотографии Крыма во время Второй мировой войны

Деревья-старожилы Крыма