Как начиналась Первая мировая война в Крыму
Прочитав хранящиеся в библиотечных архивах подшивки ведущих ежедневных газет Крыма — «Русской Ривьеры», «Крымского вестника» и «Южных ведомостей», изданных 100 лет назад, — мы узнали, какие события повседневной жизни полуострова сопровождали начало Первой мировой войны.
С первого дня войны, 1 августа 1914 года, крымские газеты поместили на своих полосах специальные рубрики, которые выделялись крупным шрифтом «Война» и существовали вплоть до 1918 года. Первым сообщением, опубликованным в них, был текст, полученный от Генерального штаба армии:
Среди первых материалов есть и сообщения об отправке на фронт воинских частей из Крыма — 49-го Брестского, 50-го Белостокского пехотных полков и 13-й артиллерийской бригады, располагавшихся в Севастополе. Здесь же «Положение об устройстве государственного ополчения и его снабжения», согласно которому для охраны объектов и крепостных работ в Севастополе формируется бригада ополченцев, а с территории Крыма, кроме граждан, подлежащих мобилизации (в первом призыве около 15 тыс. человек), отправятся в армию врачи и фельдшеры.
Новость о начале войны сопровождалась мощными патриотическими настроениями. В Симферополе и Ялте, например, возникали стихийные шествия горожан, скандировавших «Да здравствует государь Император!» и «Ура России и союзникам!». А в Карасубазаре (нынешний Белогорск) толпа, увидев экскурсионный автобус английской компании, «сделала его объектом оваций и стала манифестировать, автобус вынужден был остановиться и англичане, взяв на себя роль политических ораторов, говорили с толпой».
Одновременно на полуострове стали организовывать уход за больными и ранеными воинами и помощь семьям фронтовиков, собирать пожертвования и готовить помещения под лазареты. Власти распорядились делать их в земских лечебницах, а состоятельные лица жертвовали недвижимость. Таким образом, первые частные госпитали появились третьего августа в Симферополе — в домовладении Ваньковича, и на ЮБК — в санатории купчихи Энатской и усадьбе Соловьевой.
Начало войны совпало с солнечным затмением в начале августа 1914-го, и на это своеобразно отреагировали крымские власти. На деревьях появились объявления от имени губернатора, гласящие:
Впрочем, судя по заметкам в газетах, в первые дни привычный уклад жизни крымчан не слишком изменился. Санатории рекламировали новейшее лечение углекислыми ванными и Х-лучами, студенты предлагали услуги в подготовке к осенним экзаменам гимназистов, домовладельцы искали трезвых и честных дворников, кухарок и садовников, коммерсанты рекламировали свой товар вроде кухонных плит, которые требуют вдвое меньше дров, или самых модных в Париже корсетов. А некто статский советник Фролов-Багреев был настолько озабочен личными проблемами, что на несколько дней поместил во все издания объявление: «Ввиду раздельного жительства с женой моей Екатериной Андреевной, заявляю, что за ее поступки не несу никакой ответственности.» Не меньший резонанс, чем объявление войны, вызвала трагедия парохода «Экспресс», шедшего из Одессы в Крым и утонувшего из-за взрыва паровых котлов. «Там погибло 69 человек команды и пассажиров, что вызвало ужас и разговоры», писали газеты.
В Ялте предметом многочисленных разговоров стала «загадочная история, о которой судачат на набережной, так как многие стали свидетелями происшествия». Как сообщает «Русская Ривьера»:
В Симферополе начало войны совпало с открытием в городе трамвайного движения и невиданной аварии. «Южные ведомости» тогда писали:
Заметно ситуация изменилась через пару недель. Немецкие товары стали бойкотировать, а объявления о найме гувернанток стали сопровождаться пометками «только не немка». Вместе с этим жители стали покидать Ялту и Севастополь, сдавая жилье «срочно, за полцены». Судя по статье в «Русской Ривьере», бегство было вызвано «слухами, вредящими ходу курортной жизни, что турки решат принять участие в войне, и начнут бомбардировать берега Крыма».
Однако дело было не только в слухах, ведь комендант Севастополя распорядился об особом положении, в связи с чем «в городе запрещается всякое движение с 11 вечера до 5 утра, виновные будут задерживаться и подвергаться штрафу в 3000 рублей или аресту на 3 месяца», а на побережье ввели режим светомаскировки, предписывающий гасить все огни не позднее пяти часов вечера.
Тогда же начались подорожания. В Ялте оптовики взвинтили цены на продукты, а в Севастополе, как пишет «Крымский вестник», городская управа постановила проверить торговцев, спекулирующих на папиросах. В результате некоторых оштрафовали и арестовали на срок до 20 суток. Но несмотря на репрессии, цены в Крыму с тех пор только росли.
В середине августа сбор пожертвований на нужды фронта увеличился. В Симферополе и Ялте устроили так называемый кружечный сбор — уполномоченные посетили каждый дом и собрали около 10 тыс. рублей. Правда, среди пожертвований было немало фальшивых монет. Кроме того, сборщики получили «одно серебряное ожерелье, почтовых марок на 28 копеек, два золотых обручальных кольца и расписку о пожертвовании ста бутылок виноградного сока».
Изменились и темы бесед. Прошли первые панихиды по убитым фронтовикам, и все обсуждали, на сколько затянется война и много ли жертв она принесет. В Балаклаве произошел несчастный случай с семейством рыбака по фамилии Михайли. Он, как пишут газеты, «с началом войны перестал работать и полностью отдался чтению телеграмм о ходе военных действий, стал нервничать и впал в молитвенный экстаз. На днях помешательство приняло столь буйную форму, что его отправили в лечебницу для душевнобольных».
В конце августа в Крым прибыл первый раненный на фронте местный житель. Им оказался крымский татарин, «нижний чин из Ялты», которого отправили на лечение в Гурзуф. А в Симферополе задержали первого военного дезертира по фамилии Душков.
Через несколько недель объявили новую мобилизацию (под которую теперь попадали студенты и даже частные автомобили, «столь необходимые армии»), губернские власти отчитывались о подготовке для фронта теплой одежды, благотворительные общества — об очередных собранных пожертвованиях, издавая отчеты в виде специальных брошюрок. На этом фоне все явственнее проявлялись проблемы. Среди пожертвований почти нет сообщений о деньгах: кальсоны, рубахи, полотенца, мыло да табак. Чаще стали печатать просьбы к общественности помогать чем угодно лазаретам (в сентябре в Крым с фронта прибыли 1879 раненых и больных), а количество мест на курсах сестер милосердия увеличили в два раза: желающих обучаться на них было очень много.
Появились и острые материалы в прессе: например, материал «Разорение юга» в «Русской Ривьере», где рассказывается, что виноделы и виноторговцы на грани разорения, Ялта безнадежно пуста, а также что в городе начался сахарный голод — продукт на складах закончился, много отдано в армию, а о подвозе новой партии нет и речи. Также недовольство вызвал отказ чиновников Управления государственных имуществ продлевать отсрочку по платежам аренды казенных земель и помещений семьям призванных на фронт. «Прежде отсрочка давалась из месяца в месяц, но теперь Управление говорит, что возможности иссякли, чем ставит семейства наших защитников в крайне тяжелое положение», — констатируют газеты.
Но переломным моментом, после которого, судя по публикациям на эту тему сразу в нескольких газетах, место недовольства у обывателей стал набег германского крейсера «Гебен» на Севастополь. Это было на рассвете 29 октября, после чего город перешел на осадное положение, а Крым объявили прифронтовой зоной. «Гебен» обстрелял Константиновский форт, центральную бухту и после начала ответного огня севастопольских батарей скрылся. Ни один военный объект не пострадал, разрушены были дома на Корабельной стороне, погибли и были ранены несколько севастопольцев.
Корабельная сторона Севастополя в 1914 году. Сюда упали первые «крымские» снаряды Первой мировой войны
Но жизнь продолжалась. Ялтинцы были недовольны коммунальными службами, а также негодовали по поводу перемен «в репертуаре оперетки, где все больше военной тематики, а так хочется вернуться к развлекательным постановкам с запоминающимися мотивчиками и чтобы, как прежде, было больше песен, чем танцев».
Симферопольцы радовались тому, что на рынке впервые за несколько месяцев появились недорогие овощи, а еще заступились перед полицией за мещан Гананчука и Карманова, которых стражи порядка задержали в городском саду пьяными. Задержанных по настоянию толпы пришлось отпустить: причина оказалась более чем уважительной — оба напились, получив известия о гибели сыновей на фронте.
«Затмение — явление обычное»
С первого дня войны, 1 августа 1914 года, крымские газеты поместили на своих полосах специальные рубрики, которые выделялись крупным шрифтом «Война» и существовали вплоть до 1918 года. Первым сообщением, опубликованным в них, был текст, полученный от Генерального штаба армии:
Августейший верховный главнокомандующий велит поставить в известность всех чинов действующей армии и население, что Россия воюет с Германией. Воюет по вызову общего врага всего славянства. Стоило надменному тевтону обнажить свой меч против нас, как восстала вся страна, в едином порыве. Этот день будет вписан крупнейшими буквами в историю Отечества.В заметке сообщалось о боевых действиях союзников, зверствах германцев в захваченных городах и селениях, об ужасных испытаниях для русских, оказавшихся в этот момент в Германии.
Среди первых материалов есть и сообщения об отправке на фронт воинских частей из Крыма — 49-го Брестского, 50-го Белостокского пехотных полков и 13-й артиллерийской бригады, располагавшихся в Севастополе. Здесь же «Положение об устройстве государственного ополчения и его снабжения», согласно которому для охраны объектов и крепостных работ в Севастополе формируется бригада ополченцев, а с территории Крыма, кроме граждан, подлежащих мобилизации (в первом призыве около 15 тыс. человек), отправятся в армию врачи и фельдшеры.
Новость о начале войны сопровождалась мощными патриотическими настроениями. В Симферополе и Ялте, например, возникали стихийные шествия горожан, скандировавших «Да здравствует государь Император!» и «Ура России и союзникам!». А в Карасубазаре (нынешний Белогорск) толпа, увидев экскурсионный автобус английской компании, «сделала его объектом оваций и стала манифестировать, автобус вынужден был остановиться и англичане, взяв на себя роль политических ораторов, говорили с толпой».
Одновременно на полуострове стали организовывать уход за больными и ранеными воинами и помощь семьям фронтовиков, собирать пожертвования и готовить помещения под лазареты. Власти распорядились делать их в земских лечебницах, а состоятельные лица жертвовали недвижимость. Таким образом, первые частные госпитали появились третьего августа в Симферополе — в домовладении Ваньковича, и на ЮБК — в санатории купчихи Энатской и усадьбе Соловьевой.
Начало войны совпало с солнечным затмением в начале августа 1914-го, и на это своеобразно отреагировали крымские власти. На деревьях появились объявления от имени губернатора, гласящие:
Затмение есть явление обычное и не должно быть суеверно истолковано как предзнаменование каких-либо чрезвычайных событий в связи с военным временем.
«Мандельштам доставлен в больницу с травмами»
Впрочем, судя по заметкам в газетах, в первые дни привычный уклад жизни крымчан не слишком изменился. Санатории рекламировали новейшее лечение углекислыми ванными и Х-лучами, студенты предлагали услуги в подготовке к осенним экзаменам гимназистов, домовладельцы искали трезвых и честных дворников, кухарок и садовников, коммерсанты рекламировали свой товар вроде кухонных плит, которые требуют вдвое меньше дров, или самых модных в Париже корсетов. А некто статский советник Фролов-Багреев был настолько озабочен личными проблемами, что на несколько дней поместил во все издания объявление: «Ввиду раздельного жительства с женой моей Екатериной Андреевной, заявляю, что за ее поступки не несу никакой ответственности.» Не меньший резонанс, чем объявление войны, вызвала трагедия парохода «Экспресс», шедшего из Одессы в Крым и утонувшего из-за взрыва паровых котлов. «Там погибло 69 человек команды и пассажиров, что вызвало ужас и разговоры», писали газеты.
В Ялте предметом многочисленных разговоров стала «загадочная история, о которой судачат на набережной, так как многие стали свидетелями происшествия». Как сообщает «Русская Ривьера»:
Перед отходом из Ялты парохода Азово-Черноморского общества на палубе появилась прилично одетая дама, которая стала умолять одного из пассажиров возвратить ей дочь. Сначала человек отговаривался незнанием, потом сказал, что ее дочь находится в гостинице «Метрополь». Обрадовавшись, дама тотчас отправилась в указанную гостиницу, но спустя некоторое время возвратилась. В это время пароход уже отчалил от берега, и дама подняла крик, указывая на палубу — «Вот она, моя дочь!».
В Симферополе начало войны совпало с открытием в городе трамвайного движения и невиданной аварии. «Южные ведомости» тогда писали:
На перекрестке Пушкинской и Екатерининской произошла катастрофа, виновником которой стал владелец автомобиля № 11 Колосков. Поводом послужили вагоны трамвая, впервые появившиеся на улицах города. Колосков, по словам очевидцев, находясь за рулем авто, был полностью поглощен движением трамвая и ехал зигзагами. В результате он наскочил на молодого человека по фамилии Мандельштам, переехав его передними и задними колесами. Мандельштам доставлен в больницу с травмами, не опасными для жизни, а Колосков успел спрятаться от возмущенной толпы, жаждавшей расправы над ним, в ближайшем полицейском участке.
«Стал нервничать и впал в молитвенный экстаз»
Заметно ситуация изменилась через пару недель. Немецкие товары стали бойкотировать, а объявления о найме гувернанток стали сопровождаться пометками «только не немка». Вместе с этим жители стали покидать Ялту и Севастополь, сдавая жилье «срочно, за полцены». Судя по статье в «Русской Ривьере», бегство было вызвано «слухами, вредящими ходу курортной жизни, что турки решат принять участие в войне, и начнут бомбардировать берега Крыма».
Однако дело было не только в слухах, ведь комендант Севастополя распорядился об особом положении, в связи с чем «в городе запрещается всякое движение с 11 вечера до 5 утра, виновные будут задерживаться и подвергаться штрафу в 3000 рублей или аресту на 3 месяца», а на побережье ввели режим светомаскировки, предписывающий гасить все огни не позднее пяти часов вечера.
Тогда же начались подорожания. В Ялте оптовики взвинтили цены на продукты, а в Севастополе, как пишет «Крымский вестник», городская управа постановила проверить торговцев, спекулирующих на папиросах. В результате некоторых оштрафовали и арестовали на срок до 20 суток. Но несмотря на репрессии, цены в Крыму с тех пор только росли.
В середине августа сбор пожертвований на нужды фронта увеличился. В Симферополе и Ялте устроили так называемый кружечный сбор — уполномоченные посетили каждый дом и собрали около 10 тыс. рублей. Правда, среди пожертвований было немало фальшивых монет. Кроме того, сборщики получили «одно серебряное ожерелье, почтовых марок на 28 копеек, два золотых обручальных кольца и расписку о пожертвовании ста бутылок виноградного сока».
Изменились и темы бесед. Прошли первые панихиды по убитым фронтовикам, и все обсуждали, на сколько затянется война и много ли жертв она принесет. В Балаклаве произошел несчастный случай с семейством рыбака по фамилии Михайли. Он, как пишут газеты, «с началом войны перестал работать и полностью отдался чтению телеграмм о ходе военных действий, стал нервничать и впал в молитвенный экстаз. На днях помешательство приняло столь буйную форму, что его отправили в лечебницу для душевнобольных».
В конце августа в Крым прибыл первый раненный на фронте местный житель. Им оказался крымский татарин, «нижний чин из Ялты», которого отправили на лечение в Гурзуф. А в Симферополе задержали первого военного дезертира по фамилии Душков.
Обстрелы и недорогие овощи
Через несколько недель объявили новую мобилизацию (под которую теперь попадали студенты и даже частные автомобили, «столь необходимые армии»), губернские власти отчитывались о подготовке для фронта теплой одежды, благотворительные общества — об очередных собранных пожертвованиях, издавая отчеты в виде специальных брошюрок. На этом фоне все явственнее проявлялись проблемы. Среди пожертвований почти нет сообщений о деньгах: кальсоны, рубахи, полотенца, мыло да табак. Чаще стали печатать просьбы к общественности помогать чем угодно лазаретам (в сентябре в Крым с фронта прибыли 1879 раненых и больных), а количество мест на курсах сестер милосердия увеличили в два раза: желающих обучаться на них было очень много.
Появились и острые материалы в прессе: например, материал «Разорение юга» в «Русской Ривьере», где рассказывается, что виноделы и виноторговцы на грани разорения, Ялта безнадежно пуста, а также что в городе начался сахарный голод — продукт на складах закончился, много отдано в армию, а о подвозе новой партии нет и речи. Также недовольство вызвал отказ чиновников Управления государственных имуществ продлевать отсрочку по платежам аренды казенных земель и помещений семьям призванных на фронт. «Прежде отсрочка давалась из месяца в месяц, но теперь Управление говорит, что возможности иссякли, чем ставит семейства наших защитников в крайне тяжелое положение», — констатируют газеты.
Но переломным моментом, после которого, судя по публикациям на эту тему сразу в нескольких газетах, место недовольства у обывателей стал набег германского крейсера «Гебен» на Севастополь. Это было на рассвете 29 октября, после чего город перешел на осадное положение, а Крым объявили прифронтовой зоной. «Гебен» обстрелял Константиновский форт, центральную бухту и после начала ответного огня севастопольских батарей скрылся. Ни один военный объект не пострадал, разрушены были дома на Корабельной стороне, погибли и были ранены несколько севастопольцев.
Корабельная сторона Севастополя в 1914 году. Сюда упали первые «крымские» снаряды Первой мировой войны
Но жизнь продолжалась. Ялтинцы были недовольны коммунальными службами, а также негодовали по поводу перемен «в репертуаре оперетки, где все больше военной тематики, а так хочется вернуться к развлекательным постановкам с запоминающимися мотивчиками и чтобы, как прежде, было больше песен, чем танцев».
Симферопольцы радовались тому, что на рынке впервые за несколько месяцев появились недорогие овощи, а еще заступились перед полицией за мещан Гананчука и Карманова, которых стражи порядка задержали в городском саду пьяными. Задержанных по настоянию толпы пришлось отпустить: причина оказалась более чем уважительной — оба напились, получив известия о гибели сыновей на фронте.
Дмитрий Смирнов, «Русская планета»
Читайте также: