Сергей Елпатьевский в Ялте
На конференции по исторической клинической патологии в американском Балтиморе, нейробиолог из университета Калифорнии Гарри Винтерс предположил, что Ленин умер не в результате нарушения мозгового кровообращения, а был отравлен. По мнению Винтерса, описание его смерти не соответствует классическим проявлениям инсульта. Крайне подозрительным выглядит также то, что во время вскрытия не проводились токсикологические тесты, которые могли бы подтвердить или опровергнуть отравление.
Эта версия высказывалась и ранее, в связи с чем историки внимательно изучили биографии врачей, имевших непосредственное отношение к лечению Ленина. Самой подозрительной выглядела биография доктора С. Я. Елпатьевского.
Расставание с мечтами
Сергей Яковлевич Елпатьевский родился в 1854 году в селе Новоселка-Кудрино Александровского уезда Владимирской губернии в семье священника. В 1868 году отрок окончил Переславское духовное училище и был принят во Владимирскую духовную семинарию. Казалось, его судьба предрешена и он пойдет по стопам отца. Как вспоминал С. Елпатьевский: «С детства я мнил себя в будущем священником в Новоселке».
Но когда учеба в семинарии уже близилась к завершению, Сергей неожиданно для всех решил выбрать светскую профессию и в 1872 году поступил на медицинский факультет Петербургского университета. «Живо помню, — вспоминал Елпатьевский, — что было в душе моей, когда я поступал в университет. Было два мотива: первое, бесконечно жадное стремление к свободе, к независимости, и медицинский факультет я выбрал, потому что надо мной не будет никакого начальства, что я могу, если захочу, где угодно жить, даже вот у этих африканских или американских негров, и везде буду годен и нужен. Второй, чтобы поддержать темное царство — смутное и неопределенное. Тем не менее горячее тяга к моему личному участию в рассеивании темного царства».
Вскоре он перевелся в Московский университет, который окончил в 1878 году. Тогда же Сергей принял приглашение занять должность земского врача в самом что ни на есть «темном царстве» — Скопинском уезде Рязанской губернии. Вот как он описывал крестьянское жилище в селе Милославском, куда забросила его судьба: «Низенькая изба, как гриб, покрыта огромной шапкой старой перегнившей соломы, топилась по-черному. По утрам дымился жалкий дымок, а к весне и дымки становились реже. Нечем было топить и нечего было стряпать. Считался зажиточным тот двор, где своего хлеба хватало до Великого поста». С отходного промысла крестьяне его уезда приходили истощенные, оборванные, «привозили с собой поломанные кости, страшные торфяные язвы и сифилис, который быстро распространялся на всю семью».
Видя, что все его труды напрасны, молодой врач попытался призвать губернские и уездные власти помочь крестьянам выбраться из беспросветной нужды, но в 1880 году был обвинен в вольнодумстве и выслан под надзор полиции в Уфимскую губернию. Там С. Елпатьевский уже всерьез занялся распространением нелегальной литературы.
Спустя четыре года он был арестован и приговорен к высылке в Восточную Сибирь. В Красноярске Елпатьевский встретился с направляющимся в ссылку Владимиром Короленко, и эта встреча во многом определила дальнейшую судьбу молодого врача. Его поселили в селе Верхнепашенном Енисейской губернии, причем на многочисленные просьбы Елпатьевского разрешить ему медицинскую практику губернатор отвечал отказом.
Оказавшись в глухой тайге без любимой работы, без связи с единомышленниками, Сергей Елпатьевский пережил нервный срыв. Позже в рассказе «Гектор» он рассказал о юноше, который из далекой стороны — «оттуда, где звенит жаворонок над весенними полями и кричит перепел в спеющей ржи, где так сладко пахнет цветущая яблоня и так страстно поет соловей песнь любви в тихой заросли пруда» — попал в грозную мерзлую тайгу. Юноша страстно верил в наступление того времени, «когда люди сойдутся на обновленной ниве и запоют светлый гимн любви». Но вой тайги в те бесконечные полярные ночи, которые он проводил в своей жалкой избушке в обществе единственного друга — черного пса Гектора, радикально изменил его мысли. «Ему становилось все яснее и яснее, что то, во что он верил, обмануло его».
«Какой домище строит Елпатий!»
Справиться с тяжелыми испытаниями С. Елпатьевскому помогла литература. По совету Короленко он начал вести записи, впоследствии опубликовал многочисленные рассказы и очерки о Сибири, которые были восторженно встречены читающей публикой.
В ссылке родился незаурядный писатель, но, видимо, погиб романтичный юноша, мечтавший рассеять «темное царство», да и к медицине Елпатьевский заметно охладел. Когда ему представилась возможность выбраться из медвежьего угла, приняв участие в борьбе с эпидемиями дифтерита и скарлатины в Приангарье и кори в Туруханске, он с готовностью ею воспользовался, но в 1887 году, по истечении срока ссылки, поспешил перебраться в Нижний Новгород. Этот город он выбрал потому, что там обосновался Короленко, а Сергей Елпатьевский намеревался посвятить себя литературе. Однако поначалу литературу пришлось сочетать с медициной. «Вскоре по приезде, — рассказывал Елпатьевский, — я сделался врачом „Общества вспоможения частному служебному труду“, что являлось объединяющим центром для нижегородского приказчичьего мира и для служащих Волжского и Окского пароходства». Работа, судя по всему, много времени у него не отнимала, так как в этот период очерки и рассказы Елпатьевского публиковались в российских общественно-литературных журналах и даже выходили отдельными изданиями.
В 1897 году Елпатьевскому разрешили поселиться в Петербурге, но, насколько известно, попытки начинающего писателя найти работу в каком-нибудь из столичных журналов не увенчались успехом. Открыть в Петербурге частную медицинскую практику ему также не удалось, так что он счел за лучшее покинуть Россию, где его талант не нашел должного признания.
Елпатьевский побывал в нескольких странах Европы, но, как ни странно, известного российского писателя-народовольца вовсе не носили на руках, а его рассказы не спешили публиковать. Поразмыслив, Елпатьевский решил обосноваться в Крыму.
Южный берег Крыма и прежде всего Ялта «поразили меня своей красотой, — рассказывал он позднее, — строгой линией гор, великолепными сосновыми и буковыми лесами и даже гневом строгого Черного моря. Но еще больше, чем красотой, Ялта захватила меня туберкулезными больными. Надежды отдаться целиком литературе скоро рассеялись, я весь ушел в лечение больных».
Читайте также: Выдающийся врач Сергей Боткин рекомендовал Ялту, как «лечебную станцию для слабогрудых»
Кажется, Елпатьевский, говоря это, был не совсем искренен. Для того чтобы лечить больных, вовсе не обязательно было жить в Ялте, где и без того хватало квалифицированных врачей. Чем же его привлекла Ялта? Вероятно, тем, что здесь обосновался Чехов. Понятно, что писатель Елпатьевский, который считал, что по уровню таланта он ни в чем не уступает Чехову, счел возможным поселиться рядом с ним. Он даже принялся строить дом в то же самое время, как это начал делать Чехов. Разница была лишь в том, что домик Чехова выглядел небольшим — Елпатьевский называл его «дырой», а усадьба самого Елпатьевского поражала размерами — Чехов, посмеиваясь, называл ее «Вологодской губернией». Максим Горький тоже поражался: «Какой домище строит Елпатий!», не понимая, зачем писателю нужна купеческая усадьба. А между тем расчет был прост: каждый, кто приезжал в Ялту, но не был сведущ в литературе, мог невооруженным глазом оценить масштабы таланта двух российских писателей — Елпатьевского и Чехова.
И. Куприн, А. Федоров, И. Бунин, А. Чехов, С. Елпатьевский и М. Горький в саду ялтинского дома Чехова. 1900 год
Скоро огромный дом Елпатьевского превратился в средоточие культурной жизни Ялты, в нем часто жили Бунин, Куприн, Горький, Андреев, Скиталец — весь цвет российской литературы того времени. При этом ни у кого не возникал вопрос, где хозяин взял деньги на приобретение дорогостоящей земли и строительство дворца. А ведь писатели лучше, чем кто бы то ни было, знали, что своими сочинениями Елпатьевский заработать такие деньги не мог. Все объяснялось просто: писатели отдавали должное таланту Елпатьевского, но считали его не литератором, а врачом. Чехов в Ялте медицинской практикой не занимался, но однажды уступил уговорам какого-то московского купца и получил за консультацию 50 рублей, по тем временам очень большие деньги. Передавая их Елпатьевскому на благотворительные цели, Чехов ехидно спросил его: «А вы, ялтинские врачи, получаете 50 рублей за визит?»
Читайте также: Как известный писатель Гарин-Михайловский строил железную дорогу на Южном берегу Крыма
Следил за здоровьем Ленина
В свою очередь, ялтинские врачи считали Сергея Елпатьевского профессиональным литератором, а потому редко привлекали его к обсуждению чисто медицинских проблем. В некоторых статьях о Елпатьевском указывается, что он председательствовал на внеочередном Пироговском съезде, состоявшемся в 1905 году, но этот факт ничем не подтверждается. Впрочем, съезд, который был посвящен эпидемии холеры, неожиданно для всех принял резолюцию, призывающую российских врачей «сорганизоваться для борьбы против бюрократического строя до полного его устранения и за созыв учредительного собрания». К этой резолюции Елпатьевский, скорее всего, имел непосредственное отношение. Как раз в этот период он отложил в сторону литературу и медицину и занялся политической деятельностью, став одним из лидеров «Народно-социалистической (трудовой) партии».
В 1906 году за брошюру «Земля и свобода» ему довелось посидеть в Петропавловской крепости. К тому времени, когда он вышел на свободу, эта партия уже развалилась, и ему не оставалось ничего другого, кроме как вернуться в Ялту. Тамошний градоначальник полковник Думбадзе восторга по этому поводу не выказал, запретив бунтовщику и вольнодумцу показываться в городе.
«Постоянного угла не было, — вспоминал Елпатьевский, — в Ялту, на Южный берег, пока там царствовал Думбадзе, мне дороги не было, и я кочевал по Крыму, то в Севастополе, то в Симферополе, в Феодосии, в дешевых местах, как Балаклава, Коктебель, Отузы». Итогом этих странствий стали замечательные «Крымские очерки», в которых Елпатьевский проявил свой литературный дар. Вот как он, например, написал о Генуэзской крепости в Судаке: «Она хороша в знойный день, когда темная, угрюмая скала поднимается из недвижимого бело-молочного моря и вырисовываются на синем небе ее башни, зубцы стен; но особенно хороша ночью, когда сквозь набегающие облака льется тихий, смутный свет луны и белая, мертвая дымка окутывает тлен и разрушение».
К сожалению, в истории литературы Сергей Елпатьевский так и остался автором неплохих очерков и рассказов; в истории отечественной медицины — врачом, имевшим отношение к созданию в Ялте санатория для неимущих «Яузлар»; в истории революционного движения — лидером одной из многочисленных партий, не сыгравших в революционных событиях никакой роли. Вполне возможно, что в его письменном столе дожидались своей очереди произведения, которые могли бы обессмертить его имя, но Октябрьская революция помешала этому. Неудивительно, что он воспринял ее в штыки.
Предполагается, что Елпатьевский был одним из авторов воззвания Пироговского общества, которое констатировало: «Страна сделалась объектом безумных социальных экспериментов, осуществляемых на ее обескровленном теле кучкой политических фанатиков». В 1919 году в симферопольском альманахе «Отчизна» Елпатьевский опубликовал статью «Как это случилось?», в которой продолжил мысль: «История России — это история бесконечного расширения ее границ при отсутствии гражданской истории, норм гражданской жизни, уважения к закону, к правам личности...»
Конечно, столь вызывающая позиция российских врачей и общественных деятелей не могла не обратить на себя внимание большевиков. В марте 1922 года Ленин направил Дзержинскому инструкции «о высылке за границу писателей и профессоров, помогающих контрреволюции». Из России были депортированы в том числе лидеры «Народно-социалистической партии» Пешехонов и Мякотин. Елпатьевского эта мера не коснулась. В июне 1922 года Ленин распорядился о незамедлительном аресте «некоторого числа врачей», многие известные медики были расстреляны, другие отправлены в ссылку. А вот Елпатьевского, которого Ленин в одной из своих статей назвал «радикальным буржуа», не только не выслали, но и пригласили работать в поликлинику, обслуживающую большевистскую верхушку.
Чем это можно объяснить, до сих пор непонятно. Сергей Яковлевич благополучно дожил до 1933 года и умер в своей постели. На его памятнике на Новодевичьем кладбище выбита надпись: «Елпатьевский. Писатель-народник, врач-общественник». Но только ли этим исчерпываются его заслуги, до сих пор сказать однозначно сложно.
Евгений Княгинин, «Первая крымская»
Читайте также:
