Семья Брунсов-Эйлеров — одна из старейших династий Симферополя
Бывали времена, когда для многих людей менялся смысл слов «семейное достояние». Зачастую им справедливо считали хорошее образование, честность, стойкость в убеждениях. Иногда достоянием становились фотографии, документы, письма, дневники — то, что составляло историю семьи. Мы, наверное, никогда не узнаем, сколько таких бесценных для истории свидетельств прошлого было уничтожено во время революции, Гражданской войны и позже, когда в анкете запись «из дворян» могла сыграть роковую роль в судьбе человека. Тем не менее в Крыму есть семьи, которые донесли до нас свою историю. Недавно в музее истории Симферополя открылась выставка, рассказывающая об одной из них — династии Брунсов-Эйлеров.
© tv.crimea.com
«Марьино — частный хутор на дороге на Алушту, 4 двора, 22 жителя», — скупо упоминалось это владение в перечне населенных пунктов Таврической губернии от 1864 года. Спустя несколько лет хутор поменял хозяина, его владельцем стал перебравшийся в Крым врач Фердинанд Иоганн Теодор Брунс, которого давно уже звали по-русски Федором Федоровичем. Позже Марьино, или, как еще называли это место, Кучук-Джиен-Софу («маленький Джиен-Софу», большим считалась находящаяся неподалеку деревушка), стало родовым гнездом нескольких поколений Брунсов. Для Симферополя приезд этого энергичного знающего человека, который любил свою работу и делал ее с удовольствием, значил немало. «Федор Федорович получил пост старшего врача богоугодных заведений, — рассказывает его праправнук, научный сотрудник Музея истории Симферополя Алексей Эйлер. — Он по натуре был человеком, не терпящим беспорядка. А Симферополь в те времена чистотой не блистал — на улицах громоздились кучи отбросов, навоза, губернская больница очень плохо снабжалась лекарствами, съестными припасами, многие помещения требовали неотложного ремонта.
И Федор Федорович стал действовать. Когда в 1867 году он получил пост таврического врачебного инспектора, много сделал для санитарной очистки города и окрестностей, водоемов, разрабатывал карантинные меры. А в те времена инфекции распространялись молниеносно, от них гибли множество детей и взрослых». Вот бы сейчас Симферополю такого Федора Брунса (на фото).
Крымская война сделала губернский город огромным госпиталем — сюда везли раненых из-под Севастополя. Организовать размещение и лечение огромного количества военных было нелегко. И в этом Федор Брунс принимал самое деятельное участие, он сам оперировал раненых, вникал в вопросы снабжения госпиталя всем необходимым. Именно во время Крымской войны он стал директором симферопольского детского приюта. Имя Федора Брунса, а позже его сыновей встречается в отчетах многих благотворительных обществ, действовавших в Крыму, он был в совете попечителей странноприимного дома Таранова-Белозёрова — места, где могли остановиться и передохнуть бедняки.
Династия Брунсов дала Симферополю знающих чиновников, юристов, педагогов, военных, ученых. Брунсы породнились с семейством знаменитого математика Леонарда Эйлера, труды которого высоко оценивал Ломоносов.
На открывшейся выставке можно увидеть фотографии представителей семьи, формулярные списки, аттестаты. На одном из снимков — юной выпускницы гимназии Ии Трифоновой, вошедшей в семью Брунсов, — стоит сургучная печать, в те времена «припечатанное» фото было своего рода приложением к диплому, удостоверявшим его подлинность и принадлежность конкретному человеку. Диплом давал ей право преподавать. После революции другая представительница семьи, Анастасия Аполлоновна Брунс (по мужу), тоже пошла по педагогической стезе: давала частные уроки, преподавала в коллекторе для беспризорников, в детдоме, доме трудового воспитания, детской колонии «Мамак», школе переростков (для малограмотной молодежи), а это была очень нелегкая работа. Среди экспонатов есть пейзажи, написанные членами семьи, принадлежавшие им книги. Очень трогательно смотрится коробочка с флердоранжем из воска — эти украшения из веночка невесты хранятся в семье больше века.
«Сегодня украли Рябенькую и Белуху. Тут на нашей улице живет старуха, которая ворует уток, гусей и индюков. У нашей квартирантки украли двух. Она пошла за ней и пришла в сарай, где прямо негде ступить от кур, уток, гусей...» — это одна из записей в дневнике, который тоже сохранился в семье Брунсов. Немного заметок о погоде, о том, что выселили из дома брата, пришлось взять на себя заботу о его немудреном хозяйстве, а все остальное о птице: как неслись куры, как их выпускали гулять по двору... Приземленно? А между прочим, записи эти велись зимой 1921 года — в страшное для Крыма голодное время. Это поколение Брунсов училось выживать. Но если приходилось выбирать между своими убеждениями и безопасностью, они останавливались на первом. Как рассказала Елена Эйлер, одна из представительниц семьи активно выступала в защиту Александро-Невского собора — за это и была репрессирована, выслана из Крыма без карточек и права работать. Ее фактически обрекли на голодную смерть. Но Бог помог: она выжила, встретила близких по духу людей. А когда волею судьбы оказалась за границей, свою жизнь посвятила тому, во что верила, став одной из организаторов женского православного монастыря.
© tv.crimea.com«Марьино — частный хутор на дороге на Алушту, 4 двора, 22 жителя», — скупо упоминалось это владение в перечне населенных пунктов Таврической губернии от 1864 года. Спустя несколько лет хутор поменял хозяина, его владельцем стал перебравшийся в Крым врач Фердинанд Иоганн Теодор Брунс, которого давно уже звали по-русски Федором Федоровичем. Позже Марьино, или, как еще называли это место, Кучук-Джиен-Софу («маленький Джиен-Софу», большим считалась находящаяся неподалеку деревушка), стало родовым гнездом нескольких поколений Брунсов. Для Симферополя приезд этого энергичного знающего человека, который любил свою работу и делал ее с удовольствием, значил немало. «Федор Федорович получил пост старшего врача богоугодных заведений, — рассказывает его праправнук, научный сотрудник Музея истории Симферополя Алексей Эйлер. — Он по натуре был человеком, не терпящим беспорядка. А Симферополь в те времена чистотой не блистал — на улицах громоздились кучи отбросов, навоза, губернская больница очень плохо снабжалась лекарствами, съестными припасами, многие помещения требовали неотложного ремонта.
И Федор Федорович стал действовать. Когда в 1867 году он получил пост таврического врачебного инспектора, много сделал для санитарной очистки города и окрестностей, водоемов, разрабатывал карантинные меры. А в те времена инфекции распространялись молниеносно, от них гибли множество детей и взрослых». Вот бы сейчас Симферополю такого Федора Брунса (на фото).Крымская война сделала губернский город огромным госпиталем — сюда везли раненых из-под Севастополя. Организовать размещение и лечение огромного количества военных было нелегко. И в этом Федор Брунс принимал самое деятельное участие, он сам оперировал раненых, вникал в вопросы снабжения госпиталя всем необходимым. Именно во время Крымской войны он стал директором симферопольского детского приюта. Имя Федора Брунса, а позже его сыновей встречается в отчетах многих благотворительных обществ, действовавших в Крыму, он был в совете попечителей странноприимного дома Таранова-Белозёрова — места, где могли остановиться и передохнуть бедняки.
Династия Брунсов дала Симферополю знающих чиновников, юристов, педагогов, военных, ученых. Брунсы породнились с семейством знаменитого математика Леонарда Эйлера, труды которого высоко оценивал Ломоносов.
На открывшейся выставке можно увидеть фотографии представителей семьи, формулярные списки, аттестаты. На одном из снимков — юной выпускницы гимназии Ии Трифоновой, вошедшей в семью Брунсов, — стоит сургучная печать, в те времена «припечатанное» фото было своего рода приложением к диплому, удостоверявшим его подлинность и принадлежность конкретному человеку. Диплом давал ей право преподавать. После революции другая представительница семьи, Анастасия Аполлоновна Брунс (по мужу), тоже пошла по педагогической стезе: давала частные уроки, преподавала в коллекторе для беспризорников, в детдоме, доме трудового воспитания, детской колонии «Мамак», школе переростков (для малограмотной молодежи), а это была очень нелегкая работа. Среди экспонатов есть пейзажи, написанные членами семьи, принадлежавшие им книги. Очень трогательно смотрится коробочка с флердоранжем из воска — эти украшения из веночка невесты хранятся в семье больше века.
«Сегодня украли Рябенькую и Белуху. Тут на нашей улице живет старуха, которая ворует уток, гусей и индюков. У нашей квартирантки украли двух. Она пошла за ней и пришла в сарай, где прямо негде ступить от кур, уток, гусей...» — это одна из записей в дневнике, который тоже сохранился в семье Брунсов. Немного заметок о погоде, о том, что выселили из дома брата, пришлось взять на себя заботу о его немудреном хозяйстве, а все остальное о птице: как неслись куры, как их выпускали гулять по двору... Приземленно? А между прочим, записи эти велись зимой 1921 года — в страшное для Крыма голодное время. Это поколение Брунсов училось выживать. Но если приходилось выбирать между своими убеждениями и безопасностью, они останавливались на первом. Как рассказала Елена Эйлер, одна из представительниц семьи активно выступала в защиту Александро-Невского собора — за это и была репрессирована, выслана из Крыма без карточек и права работать. Ее фактически обрекли на голодную смерть. Но Бог помог: она выжила, встретила близких по духу людей. А когда волею судьбы оказалась за границей, свою жизнь посвятила тому, во что верила, став одной из организаторов женского православного монастыря.
Наталья Дремова, «1К»
Комментарии
Отправить комментарий