Село Ячменное (Парпач). Пушкинские места
Солнце стремилось к полудню. Пыльная и выжженная степь уже приелась глазу, и, когда вдали проступили горные вершины, сердце поэта затрепетало. Остановка на постоялом дворе, безжалостное солнце и острые взгляды татар отошли на второй план, не запомнилось и название — Парпач. Душа уже устремилась туда, к остроконечным утёсам на млеющем дымкой западе. Было 16 августа 1820 года, Пушкин с семьёй Раевских спешил в Феодосию...
Увы, сейчас в Ячменном, бывшем когда-то тем самым Парпачем, никто и не знает, что в их селении бывал гений русской литературы. Да и лошади Раевских точно бы не стали пить мутную воду из Северо-Крымского канала. А вот жители Ячменного привыкли к ней, пьют...
Вода для села в два десятка дворов — ценность непреходящая. Без неё, как в песне, «не туды и не сюды», а на самом деле люди бросают дома и отправляются искать лучшей жизни: лишь за прошлый год две семьи уехали. Оставшиеся вроде бы адаптировались. Но страшно произносить это слово. Ау, люди XXI столетия, помешанные на своём здоровье и экологически чистой пище! Вы можете представить себе, что несколько десятков человек варят здесь суп на воде из самых низовий Северо-Крымского канала? Кое-кто из местных считает: если неочищенная перекипит, то и отстоится... А некоторые и не очищают её даже для питья в жаркую летнюю пору.
А что делать — развал страны довёл дело и до развала водовода. Под занавес тут построили водонапорную башню, положили новые трубы, чтобы снабжать водой из водохранилища через систему отстойников все сёла округи: Петрово, Семисотку, Батальное... Но до этого дело так и не дошло. Кандидаты в депутаты всех мастей во время выборов всякий раз затрагивают эту проблему, но после избрания тотчас же о ней забывают. И жители села снова остаются наедине с нею. Сейчас в Ячменном трёхкубовая бочка технической воды стоит 100 гривен; в единственном магазине полтора литра минералки — от двух гривен. Да и то всё это надо предварительно заказать, а потом дожидаться, когда привезут. А скотина мычит и блеет, засыхают грядки и деревья, жажда подкатывает — вот и едут, и идут на канал с вёдрами, флягами, бутылками.
Когда-то, рассказал мне местный старожил дядя Миша Зозуля, в окрестностях села было несколько колодцев с так называемой «сладкой» водой, в ставке возле селения тоже вода была пресной. Наверняка этой водой и поили лошадей, которые везли Пушкина и Раевских.
Так получилось, что пришагал я по степям и полям в Ячменное в полдень и никого не увидел на улице. Побродил по селу — нет никого, пока не услышал рокот мотоцикла, въезжающего на сельскую улочку, и не поднял руку, останавливая его.
Усман живёт в Ячменном с 1975 года: «Тут семья, тут хозяйство». Привык, не оторвать. Взял поле, но из-за засухи «пролетел». Но оптимизма не теряет и не ищет лучшей жизни на стороне. «Мне уже сорок девять, и если куда уеду, то уже и по дому скучаю», — говорит седовласый, прокопчённый солнцем и ветрами фермер.
Ещё одна проблема — транспортная. Сообщения в летнюю пору вообще никакого нет.
В учебное время приходит автобус, который отвозит на занятия пятерых школьников; с ними можно добраться до Батального, центра сельсовета, оттуда — либо в Ленино, либо в Приморский на перекладных. Если что случится — ждать помощи приходится долго. Дядя Миша рассказывал: когда умер один местный житель, так еле дождались машины, чтобы его похоронить. В начале позапрошлого века с сообщением, видимо, было получше.
Хлеб в село привозят через день. Фельдшер приезжает время от времени. Почта не работает — письма сюда лучше не писать. Но магазин есть. И что удивительно — не частный, а принадлежащий райпо. Но если бы мне его не указали местные жители, ни за что бы не нашёл. Размещается он в комнате одного из домов. Открыл глаз дворовый пёсик-охранник и даже не тявкнул. Пришлось стучать в дверь.
Продавец Вера Викторовна всю жизнь в торговле, всю жизнь в Ячменном. Она сетует: «Всё у нас привозное, даже фрукты и овощи приходится завозить — без воды ничего не растёт». Но в ассортименте есть всё необходимое для сельчан, за исключением алкоголя и табачных изделий. «Если кому надо спиртное или сигареты — приходится просить тех, кто едет в другие места, купить их, а в магазине ими не торгуем — нет лицензии», — сообщила продавец.
А ведь была тут и другая жизнь — с водой и совхозным огородом, несколькими фермами и кошарами. Дядя Миша говорил: «Когда я приехал в 1963 году в село, в кошарах было тридцать восемь тысяч овец, ферма, полная коров, — и всем воды хватало. И сено косили в степи, и зерновые давали неплохие урожаи». Сейчас от ферм и загонов для скота остались лишь стены...
Шагал я по полям от Ячменного в сторону железнодорожной платформы«8-й километр» и глядел на тающие в летней дымке горы. Прошёл мимо четырёх братских могил — в районе Ак-Моная зимой и весной 1942 года шли ожесточённые бои. Только по моим подсчётам (по табличкам на могилах) здесь сложили головы более четырёх тысяч советских воинов. Парпач тогда был прифронтовым селом, и крепко ему досталось от военной судьбины. По дороге через каждый десяток шагов попадались осколки и черепки керамики. Времена смешали свои следы — ведь через эти места в самом узком месте Керченского полуострова с древнейших времён проходил единственный путь переселения народов.
И подумалось: «Разве могли представить древние люди, ищущие себе родину, или солдаты и офицеры, защищавшие эту родину, что в наши годы здесь будут с трудом выживать их потомки на руинах бывших совхозов-миллионеров, пить самую грязную воду, ездить за десятки километров за пачкой сигарет и в конце жизни сами хоронить себя?».
А ведь люди везде и всегда мечтают о лучшей жизни и борются за неё, и приближают её, и будет так вовеки. Вот как об этом сказал Пушкин: «И, с отвращением читая жизнь мою, я трепещу и проклинаю, и горько жалуюсь, и горько слёзы лью, но строк печальных не смываю!».
Увы, сейчас в Ячменном, бывшем когда-то тем самым Парпачем, никто и не знает, что в их селении бывал гений русской литературы. Да и лошади Раевских точно бы не стали пить мутную воду из Северо-Крымского канала. А вот жители Ячменного привыкли к ней, пьют...
Вода для села в два десятка дворов — ценность непреходящая. Без неё, как в песне, «не туды и не сюды», а на самом деле люди бросают дома и отправляются искать лучшей жизни: лишь за прошлый год две семьи уехали. Оставшиеся вроде бы адаптировались. Но страшно произносить это слово. Ау, люди XXI столетия, помешанные на своём здоровье и экологически чистой пище! Вы можете представить себе, что несколько десятков человек варят здесь суп на воде из самых низовий Северо-Крымского канала? Кое-кто из местных считает: если неочищенная перекипит, то и отстоится... А некоторые и не очищают её даже для питья в жаркую летнюю пору.
А что делать — развал страны довёл дело и до развала водовода. Под занавес тут построили водонапорную башню, положили новые трубы, чтобы снабжать водой из водохранилища через систему отстойников все сёла округи: Петрово, Семисотку, Батальное... Но до этого дело так и не дошло. Кандидаты в депутаты всех мастей во время выборов всякий раз затрагивают эту проблему, но после избрания тотчас же о ней забывают. И жители села снова остаются наедине с нею. Сейчас в Ячменном трёхкубовая бочка технической воды стоит 100 гривен; в единственном магазине полтора литра минералки — от двух гривен. Да и то всё это надо предварительно заказать, а потом дожидаться, когда привезут. А скотина мычит и блеет, засыхают грядки и деревья, жажда подкатывает — вот и едут, и идут на канал с вёдрами, флягами, бутылками.
Когда-то, рассказал мне местный старожил дядя Миша Зозуля, в окрестностях села было несколько колодцев с так называемой «сладкой» водой, в ставке возле селения тоже вода была пресной. Наверняка этой водой и поили лошадей, которые везли Пушкина и Раевских.
Так получилось, что пришагал я по степям и полям в Ячменное в полдень и никого не увидел на улице. Побродил по селу — нет никого, пока не услышал рокот мотоцикла, въезжающего на сельскую улочку, и не поднял руку, останавливая его.
Усман живёт в Ячменном с 1975 года: «Тут семья, тут хозяйство». Привык, не оторвать. Взял поле, но из-за засухи «пролетел». Но оптимизма не теряет и не ищет лучшей жизни на стороне. «Мне уже сорок девять, и если куда уеду, то уже и по дому скучаю», — говорит седовласый, прокопчённый солнцем и ветрами фермер.
Ещё одна проблема — транспортная. Сообщения в летнюю пору вообще никакого нет.
В учебное время приходит автобус, который отвозит на занятия пятерых школьников; с ними можно добраться до Батального, центра сельсовета, оттуда — либо в Ленино, либо в Приморский на перекладных. Если что случится — ждать помощи приходится долго. Дядя Миша рассказывал: когда умер один местный житель, так еле дождались машины, чтобы его похоронить. В начале позапрошлого века с сообщением, видимо, было получше.
Хлеб в село привозят через день. Фельдшер приезжает время от времени. Почта не работает — письма сюда лучше не писать. Но магазин есть. И что удивительно — не частный, а принадлежащий райпо. Но если бы мне его не указали местные жители, ни за что бы не нашёл. Размещается он в комнате одного из домов. Открыл глаз дворовый пёсик-охранник и даже не тявкнул. Пришлось стучать в дверь.
Продавец Вера Викторовна всю жизнь в торговле, всю жизнь в Ячменном. Она сетует: «Всё у нас привозное, даже фрукты и овощи приходится завозить — без воды ничего не растёт». Но в ассортименте есть всё необходимое для сельчан, за исключением алкоголя и табачных изделий. «Если кому надо спиртное или сигареты — приходится просить тех, кто едет в другие места, купить их, а в магазине ими не торгуем — нет лицензии», — сообщила продавец.
А ведь была тут и другая жизнь — с водой и совхозным огородом, несколькими фермами и кошарами. Дядя Миша говорил: «Когда я приехал в 1963 году в село, в кошарах было тридцать восемь тысяч овец, ферма, полная коров, — и всем воды хватало. И сено косили в степи, и зерновые давали неплохие урожаи». Сейчас от ферм и загонов для скота остались лишь стены...
Шагал я по полям от Ячменного в сторону железнодорожной платформы
И подумалось: «Разве могли представить древние люди, ищущие себе родину, или солдаты и офицеры, защищавшие эту родину, что в наши годы здесь будут с трудом выживать их потомки на руинах бывших совхозов-миллионеров, пить самую грязную воду, ездить за десятки километров за пачкой сигарет и в конце жизни сами хоронить себя?».
А ведь люди везде и всегда мечтают о лучшей жизни и борются за неё, и приближают её, и будет так вовеки. Вот как об этом сказал Пушкин: «И, с отвращением читая жизнь мою, я трепещу и проклинаю, и горько жалуюсь, и горько слёзы лью, но строк печальных не смываю!».
Сергей Ткаченко, «Крымская Правда»
Комментарии
Отправить комментарий