Как лечили в Крыму сто лет назад
Крымчане, бывшие школьниками в советское время, хорошо усвоили мысль, что полноценное здравоохранение нам дала советская власть, а до революции медицина существовала только для богатых. Но с этим можно поспорить: во второй половине XIX века появилась сеть доступных для всех земских больниц, содержавшихся, как бы сейчас сказали, на бюджетные средства.
Давайте заглянем в тоненькую книжечку издания 1894 г. — «Инструкцию земским врачам Симферопольского уезда». Позже такие же инструкции распространялись по другим городам и мало чем отличались по содержанию. «Все жители Симферополя и временно прибывающие в уезд для заработков в случае заболевания пользуются советами и пособием врача бесплатно, — гласила инструкция. — Врач неупустительно наблюдает, чтобы фельдшера не требовали за труды свои никакой платы, и о всяком нарушении сообщает в управу...» Бесплатно выдавали пациентам и прописанные врачом лекарства, если те, конечно, были в наличии. Молодой и неопытный врач в Крыму мог претендовать на зарплату всего-навсего в 500–800 рублей в год. За каждые 5 лет на службе земского здравоохранения к окладу врача добавляли по 200 руб., но максимальное жалованье не могло превышать 2 тыс. руб. в год.
На всю Таврическую губернию (а тогда в нее входила часть нынешней Херсонской области) с ее 890 тыс. жителями насчитывалось 69 земских врачей, на каждого из них приходился участок с более чем 16 тыс. потенциальных пациентов. Но только один больной из нескольких десятков мог попасть на лечение в больницу, остальным просто не хватало мест.
Хотя газеты того времени не прекращали изощряться на тему воровства и мздоимства в земских больницах, условия там большинству пациентов казались чуть ли не райскими: отдельная кровать, чистота, еда. Кстати, земские врачи считали своим долгом входить во все сферы больничной жизни, особенно в том, что касалось питания. На 9-м съезде земских врачей Таврической губернии в 1892 году старший врач севастопольской городской больницы Константин Мертваго рассказывал, что в этом учреждении довольно давно перешли на передовой метод питания, отказавшись от выдачи равных порций пациентам. Трата продуктов оказывалась нерациональной, от многих тяжелобольных оставалось столько хлеба и других продуктов, что их... продавали сторожа. «Я не стал ограничивать количество пищи при питании больных, они съедали столько, сколько могли, — указывал Константин Мертваго. — А, например, тифозный больной получал вместо хлеба молоко, суп, крепкий бульон». Притом, что на кухне готовили 7 разных блюд, питание обходилось в 22 коп. на пациента в день — цены на продукты были тогда куда демократичнее, чем сейчас, фунт говядины, к примеру, стоил 12–15 коп. Вольнопрактикующий симферопольский врач Адольф Бухштаб считал, что и в симферопольской больнице должна быть налажена такая система. Здесь уже кормили с учетом состояния каждого больного, но порции отличались только величиной, количеством хлеба и его сортами. «Составляется карточка возможных блюд, заключающая разнообразный выбор супов, котлет, жарких и др. — предлагал Бухштаб. — Из такой карточки врач составляет ежедневное меню для каждого больного, соображаясь с его состоянием и привычками. Врач может увеличивать или уменьшать порции, эта система намного дешевле порционной».
О том, чем болели крымчане, можно узнать, например, из «Медицинского отчета соматической больницы Таврического губернского земства за 1901 г.», сюда попадали пациенты чуть ли не со всего Крыма. Абсолютным лидером по смертности в том году стала бугорчатка — одна из форм туберкулеза, от которой умерли почти две трети лечившихся в больнице людей. Примерно треть пациентов, поступивших с воспалением легких и скарлатиной, тоже погибли. Смертным приговором считался менингит. То, что из почти сотни пациентов со злокачественными опухолями умерли всего 6, объяснить можно тем, что безнадежных выписывали домой, дабы не занимали койки. И, на удивление, совсем немного было сердечников — в два раза меньше, чем, к примеру, больных тифом. Большинство людей работоспособного возраста тогда погибали от заболеваний органов дыхания, в том числе и чахотки, равно «внимательной» к представителям всех сословий.
Больше половины крымчан, лечившихся в земской больнице, были крестьянами, мещан насчитывалось в пять раз меньше. В начале прошлого века связь между толщиной кошелька и здоровьем была самая непосредственная. Люди состоятельнее могли селиться в той части города, которая считалась менее опасной в санитарном отношении. Санитарный врач Симферополя Абрам Яковлевич Гидалевич в своей диссертации, посвященной состоянию города, отмечал, что люди со средним и скромным доходом — чиновники, мелкие торговцы, ремесленники — живут на территории Акмечети, в Госпитальной слободке и в районе Петровских скал. И ужаснее этих нечистых дворов могли быть лишь хибары (из мелкого камня на известке или навозе либо из прутьев, обмазанных глиной) в Казанской и Цыганской слободках. «Нет помойных ям и отхожих мест, — отмечал доктор Гидалевич. — Первыми служат промежутки между домами, вторыми — или углы дворов, или вкопанные тут же бочки из-под сахара, или близлежащее поле». Все эпидемии инфекционных болезней стартовали из этих хибарок.
Хуже, чем бедняку из бедного квартала губернского города, могло быть только ребенку-подкидышу, незаконнорожденному. В годы, не отмеченные эпидемиями, в Симферополе умирали до четверти всех детей до года. Треть из них составляли малыши, поступившие в богоугодные заведения. Шансов выжить в казенном доме, где молока кормилиц всем не хватало, а коровье или козье вызывало тяжелые желудочно-кишечные заболевания, у этих детей было в 3,5 раза меньше, чем у их «домашних» сверстников.
Бесплатная медицина того времени в теории была доступна всем. На практике многие бедняки со своими «несрочными» болезнями так и не могли дождаться койки в больницы. Крымские татарки, живущие за пределами городов, рассчитывать могли лишь на услуги знахарок, им не дозволялось покидать дом в поисках медицинской помощи.
Давайте заглянем в тоненькую книжечку издания 1894 г. — «Инструкцию земским врачам Симферопольского уезда». Позже такие же инструкции распространялись по другим городам и мало чем отличались по содержанию. «Все жители Симферополя и временно прибывающие в уезд для заработков в случае заболевания пользуются советами и пособием врача бесплатно, — гласила инструкция. — Врач неупустительно наблюдает, чтобы фельдшера не требовали за труды свои никакой платы, и о всяком нарушении сообщает в управу...» Бесплатно выдавали пациентам и прописанные врачом лекарства, если те, конечно, были в наличии. Молодой и неопытный врач в Крыму мог претендовать на зарплату всего-навсего в 500–800 рублей в год. За каждые 5 лет на службе земского здравоохранения к окладу врача добавляли по 200 руб., но максимальное жалованье не могло превышать 2 тыс. руб. в год.
На всю Таврическую губернию (а тогда в нее входила часть нынешней Херсонской области) с ее 890 тыс. жителями насчитывалось 69 земских врачей, на каждого из них приходился участок с более чем 16 тыс. потенциальных пациентов. Но только один больной из нескольких десятков мог попасть на лечение в больницу, остальным просто не хватало мест.
Хотя газеты того времени не прекращали изощряться на тему воровства и мздоимства в земских больницах, условия там большинству пациентов казались чуть ли не райскими: отдельная кровать, чистота, еда. Кстати, земские врачи считали своим долгом входить во все сферы больничной жизни, особенно в том, что касалось питания. На 9-м съезде земских врачей Таврической губернии в 1892 году старший врач севастопольской городской больницы Константин Мертваго рассказывал, что в этом учреждении довольно давно перешли на передовой метод питания, отказавшись от выдачи равных порций пациентам. Трата продуктов оказывалась нерациональной, от многих тяжелобольных оставалось столько хлеба и других продуктов, что их... продавали сторожа. «Я не стал ограничивать количество пищи при питании больных, они съедали столько, сколько могли, — указывал Константин Мертваго. — А, например, тифозный больной получал вместо хлеба молоко, суп, крепкий бульон». Притом, что на кухне готовили 7 разных блюд, питание обходилось в 22 коп. на пациента в день — цены на продукты были тогда куда демократичнее, чем сейчас, фунт говядины, к примеру, стоил 12–15 коп. Вольнопрактикующий симферопольский врач Адольф Бухштаб считал, что и в симферопольской больнице должна быть налажена такая система. Здесь уже кормили с учетом состояния каждого больного, но порции отличались только величиной, количеством хлеба и его сортами. «Составляется карточка возможных блюд, заключающая разнообразный выбор супов, котлет, жарких и др. — предлагал Бухштаб. — Из такой карточки врач составляет ежедневное меню для каждого больного, соображаясь с его состоянием и привычками. Врач может увеличивать или уменьшать порции, эта система намного дешевле порционной».
О том, чем болели крымчане, можно узнать, например, из «Медицинского отчета соматической больницы Таврического губернского земства за 1901 г.», сюда попадали пациенты чуть ли не со всего Крыма. Абсолютным лидером по смертности в том году стала бугорчатка — одна из форм туберкулеза, от которой умерли почти две трети лечившихся в больнице людей. Примерно треть пациентов, поступивших с воспалением легких и скарлатиной, тоже погибли. Смертным приговором считался менингит. То, что из почти сотни пациентов со злокачественными опухолями умерли всего 6, объяснить можно тем, что безнадежных выписывали домой, дабы не занимали койки. И, на удивление, совсем немного было сердечников — в два раза меньше, чем, к примеру, больных тифом. Большинство людей работоспособного возраста тогда погибали от заболеваний органов дыхания, в том числе и чахотки, равно «внимательной» к представителям всех сословий.
Больше половины крымчан, лечившихся в земской больнице, были крестьянами, мещан насчитывалось в пять раз меньше. В начале прошлого века связь между толщиной кошелька и здоровьем была самая непосредственная. Люди состоятельнее могли селиться в той части города, которая считалась менее опасной в санитарном отношении. Санитарный врач Симферополя Абрам Яковлевич Гидалевич в своей диссертации, посвященной состоянию города, отмечал, что люди со средним и скромным доходом — чиновники, мелкие торговцы, ремесленники — живут на территории Акмечети, в Госпитальной слободке и в районе Петровских скал. И ужаснее этих нечистых дворов могли быть лишь хибары (из мелкого камня на известке или навозе либо из прутьев, обмазанных глиной) в Казанской и Цыганской слободках. «Нет помойных ям и отхожих мест, — отмечал доктор Гидалевич. — Первыми служат промежутки между домами, вторыми — или углы дворов, или вкопанные тут же бочки из-под сахара, или близлежащее поле». Все эпидемии инфекционных болезней стартовали из этих хибарок.
Хуже, чем бедняку из бедного квартала губернского города, могло быть только ребенку-подкидышу, незаконнорожденному. В годы, не отмеченные эпидемиями, в Симферополе умирали до четверти всех детей до года. Треть из них составляли малыши, поступившие в богоугодные заведения. Шансов выжить в казенном доме, где молока кормилиц всем не хватало, а коровье или козье вызывало тяжелые желудочно-кишечные заболевания, у этих детей было в 3,5 раза меньше, чем у их «домашних» сверстников.
Бесплатная медицина того времени в теории была доступна всем. На практике многие бедняки со своими «несрочными» болезнями так и не могли дождаться койки в больницы. Крымские татарки, живущие за пределами городов, рассчитывать могли лишь на услуги знахарок, им не дозволялось покидать дом в поисках медицинской помощи.
Наталья Дремова, «Первая крымская»
Комментарии
Отправить комментарий