Александр Грин в Крыму
Они не только перечитывают его напоённые тоской по совершенству человеческих отношений произведения, но в очередной раз переступают пороги Феодосийского и Старокрымского музеев писателя. Вспоминают слова о нём собратьев по перу, в числе которых высказывание Константина Паустовского:
Недоверие к действительности осталось у него на всю жизнь. Он всегда пытался уйти от неё, считая, что лучше жить неуловимыми снами, чем „дрянью и мусором“ каждого дня.А Даниил Гранин признался:
Когда дни начинают пылиться и блекнут краски, я беру Грина. Я раскрываю его на любой странице. Так весной протирают окна в доме. Всё становится светлым, ярким, всё снова таинственно волнует, как в детстве.Крым стал пристанищем для вятича по рождению в сентябре 1924 года. Юного жителя городишки со скромным названием Слободской неумолимо тянуло к морю. Его не устраивала вялотекущая провинциальная жизнь. Он хотел праздника. Но не с безудержным весельем, а лирического, согревающего душу, утончённого, наполненного музыкой, рождённой звуками небесных сфер и морских волн. Он видел себя путешественником, устремлённым не только в неведомые дальние страны, но и в жизнь, наполненную светом, любовью, теплотой и добротой. Он хотел жить в мире, избавленном от зла, ненависти, зависти, от фетиша золотого тельца. Он был бессребреником и анахоретом. Это было состоянием его тонкой души, понять которую суждено далеко не каждому. Те, кто стремится это сделать, перелистывают «Автобиографическую повесть», в которой он раскрывается сполна, не стесняясь, не сомневаясь, что найдутся люди, которым будут близки его мысли. Он рассказывает о том, как зародилась жажда приключений, почему устремился в бесконечный простор синих морей, в упоительные струи морских ветров. Оказывается, всё началось с книги, которую увлечённо читали и мы.
Потому ли, что первая прочитанная мной ещё пятилетним мальчиком книга была „Путешествия Гулливера в страну лилипутов“ — детское издание Сытина с раскрашенными картинками или стремление в далёкие страны было врождённым, но только я начал мечтать о жизни приключений с восьми лет.В тихой Вятке ему не хватало ярких впечатлений. И он, по собственному признанию, восполнял это, читая «бессистемно, безудержно, запоем». Книги вошли в его жизнь рано: складывать буквы в слова научился в четыре года. Он интуитивно открывал для себя писателей, без которых невозможно представить себе жизнь. Подростком знал всю русскую классику, зарубежную приключенческую литературу, в которой особенно выделял книги Жюля Верна, Фенимора Купера, Густава Эмара, Эдгара По. О своих впечатлениях тех лет он позже напишет:
Прочитанное в книгах, будь то самый дешёвый вымысел, всегда было для меня томительно желанной действительностью.И ещё:
К тому времени у меня начал складываться идеал одинокой жизни в лесу — жизни охотника. Я любил шум леса, запах мха и травы, пестроту цветов, волнующую охотника заросль болот, треск крыльев дикой птицы, выстрелы, стелющийся пороховой дым; любил искать и неожиданно находить.Летом 1896 года шестнадцатилетний Саша Гриневский отправляется в Одессу, чтобы «проникнуть за золотые ворота моря». Восемнадцатого июня он поднялся на борт парохода в соломенной шляпе, в высоких охотничьих сапогах, с ивовой корзиной в руках, где под сменой белья лежали краски, которыми он собирался воспользоваться где-нибудь в Индии, на берегах таинственного Ганга.
Был я смятен и ликовал. Грезилось мне море, покрытое парусами.Поступить в мореходные классы было не суждено — приехал слишком поздно, когда приём уже закончился. Ничего не оставалось, как устроиться юнгой на пароход «Платон», который отправлялся в каботажное плавание вдоль берегов Крыма и Кавказа. Судно заходило почти во все портовые города. Благодаря этому Грин впервые побродил по улочкам Феодосии, Севастополя, Ялты. Южный крымский город поразил его:
Огни порта сливались с огнями невидимого города. Пароход приближался к молу при ясных звуках оркестра в саду. Пролетел запах цветов, тёплые порывы ветра; слышались далеко голоса и смех.Полученные в это время навыки нелёгкой морской жизни Грин опишет во всех подробностях, ярко и живо в «Алых парусах». Потом было путешествие в Александрию на пароходе «Цесаревич» через Стамбул, Смирну. Александрия стала единственным заграничным портом, в котором ему довелось побывать. После ничем не примечательной прогулки по пыльным улицам он рассказал товарищам романтическую историю о том, как в него стрелял бедуин, который, к счастью, промахнулся. О том, как красавица-арабка подарила ему алую розу, но он её не донес, передарив другой красавице.
О ссоре с капитаном, списании на берег в Одессе, возвращении в Вятку он не любил вспоминать. Оживлялся, рассказывая о поездке в Баку летом 1898 года, где надеялся обрести счастье. Но надежды не оправдались: год, проведённый на берегах Каспия, был самым трудным в его судьбе. Вместо «живописного труда плаваний», у Александра была работа грузчика, пожарного. Голодал, ночевал под открытым небом, в пароходных котлах и под опрокинутыми лодками. В родной город вернулся с приступами малярии, измождённым, но не отчаявшимся. Перебился зиму случайными заработками и в феврале 1901 года отправился пешком на Урал. Об этом путешествии поведал в «Автобиографической повести» с присущей ему самоиронией:
Там я мечтал разыскать клад, найти самородок пуда в полтора — одним словом, я всё ещё был под влиянием Райдера Хаггарда и Густава Эмара.Подробно он опишет работу на Шуваловских золотоносных приисках в очерке «Урал».
Пришлось ему испытать и все «прелести» армейской жизни, которая, по его признанию, «прошла под знаком беспрерывного и неистового бунта против насилия». Бессмысленная муштра, бесправие солдат, жестокость командиров — всё это не могла принять его романтическая душа, устремлённая к поискам справедливости и добра. Половину срока армейской службы Гриневский провёл в карцере. Завершилась эта эпопея побегом, который ему помогли совершить революционеры. Под их влиянием он начал читать запрещённую литературу, посещать тайные собрания, вникать в идеи бунтарей. В 1903 году по заданию революционной организации он приехал в Севастополь. Стояла золотая осень, поразившая Александра Степановича неземной красотой. Город стал для него таинственным Зурбаганом. Севастополь узнаётся в созданных его воображением городах Лиссе, Гель-Гью, Гертон. Грин талантливо вёл пропагандистскую работу против властей среди солдат и матросов под подпольной кличкой Студент. Прочитав одну из его прокламаций, товарищ по революционной работе Быховский заметил: «А знаешь, Гриневский, из тебя мог бы получиться писатель». Грин позже скажет:
Это было как откровение, как первая, шквалом налетевшая любовь. Я затрепетал от этих слов, поняв, что это единственное, что сделало бы меня счастливым. Зерно пало в душу и стало расти. Я нашёл своё место в жизни.Его литературный дебют состоялся в 1906 году с беллетризованной агитки, предназначенной для распространения среди солдат. В ней отразились впечатления от ареста, двухлетнего пребывания в тюрьме, амнистия после революции 1905 года, новый арест в Петербурге, ссылка в один из отдалённых уездов Тобольской губернии. Было ему в ту пору двадцать шесть лет. Бежав из мест ссылки, Александр направляется в Петербург через Москву, где и создаёт своё первое литературное произведение. Почти весь тираж рассказа был конфискован, и только благодаря тому, что под ним стояли лишь инициалы и никто из работников издательства не разгласил фамилию автора, тому удалось избежать нового ареста. Писатель долгое время считал это произведение навсегда утраченным. Его обнаружили только в 1961 году в архиве отдела вещественных доказательств Московской жандармерии. А через пять лет в отделе редких книг Российской государственной библиотеки была найдена его вторая беллетризованная агитка на тему солдатской жизни «Слон и Моська».
Грин своей революционной деятельности значения не придавал, несмотря на то, что именно она дала материалы для первых рассказов и по сути сделала его писателем. Он писал, отказываясь от политической пенсии:
Всю свою зрелую жизнь я был писателем, об этом только мыслил, этим только и жил. Им и буду до конца. От политики же я раз и навсегда ушёл в молодости и питаться за счёт того, что стало мне чужим и ненужным, никогда не буду.Первое произведение Грина, увидевшее свет, — рассказ «В Италию», опубликованный в газете «Биржевые ведомости» в 1906 году. Вслед за ним появились «Кирпич и музыка», «Марат».
А затем в 1907 году и «Случай», который он впервые подписал «А. С. Грин». На следующий год под этим псевдонимом выходит первая книга писателя «Шапка-невидимка», в которую вошли десять рассказов. Грин жил тогда в Петербурге под именем Алексея Мальгинова, потому что скрывался от полиции. Название книги подсказала жена Вера Абрамова:
Ты сейчас живёшь под чужим именем, как бы под шапкой-невидимкой, пусть первая книга так и называется «Шапка-невидимка».Он согласился ещё и потому, что большинство рассказов сборника посвятил нелегалам.
Преддверием гриновского романтизма стали рассказы «Она» и «Воздушный корабль». В 1909 году в «Новом журнале для всех», где были напечатаны «Пролив бурь», «Колония Ланфиер», «Синий каскад Теллури», в которых очерчивались границы Гринландии, определялись её законы, появился «Остров Рено», в котором узнаётся поздний Грин, которого мы так хорошо знаем. Критик Л. Войтоловский написал об этом произведении с приключенческим сюжетом и экзотическим местом действия:
Может быть, этот воздух не совсем тропический, но это новый особый воздух, которым дышит вся современность — тревожная, душная, напряжённая и бессильная.Он же дал определение гриновскому романтизму:
Романтика романтике рознь. И декадентов называют романтиками. У Грина романтизм другого сорта. Он сродни романтизму Горького. Он дышит верой в жизнь, жаждой здоровых и сильных ощущений.Романтическое творчество стало выражением мироощущения писателя, в нём выразился его неповторимый писательский почерк. Период, когда в произведениях Грина действует герой-одиночка, ищущий счастья для себя, сменяется новым — писатель делает героями своих произведений людей, приносящих счастье другим. В 1918 году был написан широко известный рассказ «Корабли в Лиссе», имевший в одной из журнальных публикаций название «Битт-Бой, приносящий счастье». В это время Грин пишет глубоко символические произведения, в которых отражаются реальные события, происходившие в России. Среди них выделяется «Дикая роза». Из этих произведений ясно, что Грин не только яркий художник, но и мыслитель с даром исторического предвидения.
Названная выдающимся критиком современности Виктором Шкловским «пленительной сказкой русской литературы» повесть «Алые паруса» вынашивалась писателем пять лет, вчерне завершена в 1920 году, впервые прочитана в московском Доме искусств 8 декабря 1920 года. Константин Паустовский написал об этом программном произведении, которым писатель напомнил о высоких духовных возможностях каждого человека:
Если бы Грин умер, оставив нам только одну свою поэму в прозе »Алые паруса«, то этого было бы довольно, чтобы поставить его в ряды замечательных писателей, тревожащих человеческое сердце призывом к совершенству.Вслед за «Алыми парусами» появился роман «Блистающий мир», которым зачитывается уже не одно поколение. Наверное, потому, что, как заметил автор, «это не фантастический роман, а символический, это не человек летает, это парение духа».
Последняя прижизненная фотография А. С. Грина.
Старый Крым, июнь 1932 г.
В ноябре 1930 года Грин переезжает в Старый Крым, поселяется на улице Карла Либкнехта, где умирает тихим летним вечером, не дожив до пятидесяти двух лет, оставив многочисленные наброски сюжетов, рукопись последнего романа «Недотрога», завершить который не успел.
Его похоронили на городском кладбище и посадили на могиле маленькое деревце, превратившееся со временем в раскидистую красавицу-алычу. К столетию со дня рождения писателя на могиле установили скульптуру работы Татьяны Гагариной: бронзовую фигурку Фрэзи Грант. Тропа к этому месту не зарастает. Книги Александра Грина переиздаются и читаются. Значит, он с нами. Великий романтик и мечтатель.
Людмила Обуховская, «Крымская Правда»
Читайте также:
