Императорские резиденции в Крыму

Ялта. 18 октября. В бухте. – Непрекращающаяся трель свистка, усиленная эхом гор, внезапно будит меня. Постепенно винт корабля замедляет свое вращение. Он едва вспарывает водную бездну ленивыми, конвульсивными, как бы агонизирующими толчками.

Пока я одеваюсь, корабельные склянки бьют 7 часов. Я оказываюсь на палубе, вблизи Ялты, посередине бухты, спокойные голубые воды которой сонно плещутся под тенью окружающих ее горных хребтов. По правде говоря, вид с моря Ялты-Ливадии, по-моему, вполне соответствует ее названию «русская Ницца» и объясняет причину такой репутации с позиции естественно неизгладимого впечатления, производимого этим очаровательным пейзажем на жителя Севера.

Маленький городок, грациозно расположившийся на берегу моря, занимает часть низких холмов, служащих основанием широкому амфитеатру гор, крайние вершины которых взмывают в небо на высоту 1500 метров. Над длинной набережной, тянущейся вдоль моря, высится похожая на восточный дворец большая гостиница с ее многочисленными окнами ста тридцати номеров, с ее длинными открытыми галереями, колоннадой перистиля, с ее зеленым поясом деревьев и кустарников. Кругом на капризно холмистых склонах среди деревьев и цветов как бы случайно разбросаны более или менее претенциозные виллы; террасы с балюстрадами; плоские и покатые крыши, крыши с пологом; башенки, донжоны, голубятни; корзинчатые трубы, трубы с флюгером, с колпаком. Все это вместе: красное, зеленое, белое, розовое, голубое живописно просматривается сквозь густую листву, напоминающую Багдадские сады, так часто воспеваемые татарскими поэтами.

Яйла (крымские Альпы), нависшая над городом, ощетинившись крутыми скатами, ревниво держит в оправе своих когтей эту жемчужину Юга.

Справа горы плавно и гармонично спускаются кругами к мысу Никита, проходя через Массандру, известный царский виноградник; слева, они спускаются по направлению к маяку Ай-Тодор, проходя через Ливадию, посетить которую я и собираюсь. С тяжелым сердцем, в душевном волнении думаю я о страшном горе, угрожающем отнять у России героически преданного ей отца, одного из самых верных друзей Франции.

Прекрасное октябрьское солнце пока еще не поднялось очень высоко; оно освещает бледное небо, и его теплые лучи омывают своими хрустальными потоками все, что стоит на их пути: горизонт со стороны Азии, огромные серые скалы в вышине, городок в его осеннем убранстве.

Летом вода в бухте еще более голубая, более чистая, более прозрачная. Лодки, стоящие в бухте, настолько четко отражаются в воде своими контурами и цветовой гаммой, что кажутся навсегда спаянными килем со своими зеркально опрокинутыми сестрами близнецами.

Мы осторожно причаливаем к маленькой пристани. Почти все путешественники уже на ногах. На другом конце корабля у основания бушприта в ожидании столпились пассажиры третьего класса. Среди них есть анатолийские турки с наполовину свернутой косынкой, повязанной на феске, с плечами Геркулеса, с длинными свисающими усами и с затаенной под мохнатыми бровями дикостью баши бузуков; несколько татар торговцев, неприметных в своих странно европеизированных костюмах; двое или трое монахов пилигримов, ни мужчин, ни женщин, судя по длинным космам, выглядывающим из под конических головных уборов, судя по их неряшливому покачиванию бедер, по их большим голубым затуманенным глазам и широким ленивым бархатистым ладоням; несколько черкесов, красивых, как демон Тамары, гибких, как баядеры; затем евреи, много евреев, грустных, оборванных, жалко смотрящихся в своих широких плащах, лоснящихся от жира. Для этих несчастных странников путь в Ялту закрыт. Они следуют в Одессу, в Польшу, в Америку, все дальше и дальше!

Наконец мы пришвартовались. Спущен трап. Сразу же к трапу устремляются жаждущие сойти на берег. Некоторое время мы наблюдаем пеструю толпу, где смешиваются в оглушительном шуме самые резкие диалекты Востока. Мальчик-татарин предлагает мне за несколько копеек огромный букет с прекрасной магнолией посередине. Я не отказываюсь. И вот ваш покорный слуга вступает в Ялту с букетом цветов.

По дороге я замечаю специальный императорский причал, расположенный посередине мола: элегантный павильон с двухглавым орлом на крыше.

Есть только один способ провести день в Ялте и не соскучиться. Способ несколько дорогой, но, увы, единственный: в среднем за сотню тысяч рублей совершить покупку комфортабельной виллы с видом на море, с садом из роз, хорошо укрытую в тени тополей и смоковниц. Иначе уже на закате этого первого дня иностранцу, вынужденному довольствоваться относительным комфортом гостиничного номера и строгими городскими развлечениями, захочется пропеть песню изгнанника и поискать что-то новое.

В 1861 году Ялта была лишь рыбацкой деревушкой, и, когда императорская семья построила в четырех верстах отсюда одну из своих летних резиденций, рыбацкая деревушка превратилась в некий гибрид: еще не город, но уже и не деревня. Проходя по улицам этого претенциозного места, прекрасно смотрящегося с моря, ощущаешь некую разочарованность, как будто во время антракта на спектакле, блуждая по лабиринту странно скроенных кулис, ты тщетно пытаешься обнаружить прекрасную иллюзию зала. И действительно самая приличная улица городка, Набережная, выглядит очень посредственно. Она тянется вдоль Ялты, нависая над пляжами, и на всем ее протяжении встречаются лишь однотипно вульгарные магазинчики; иногда промелькнут ворота виллы или городского сада.

Летом, часам к четырем дня эта улица оживляется. На шоссе появляются многочисленные экипажи напрокат; группы всадников отправляются в окрестности города. Хочется отметить, что чаще всего на очень красивых лошадях восседают в общем-то неопытные всадники. Впрочем, иногда в сопровождении расшитого золотом татарина проплывает умело стилизованная амазонка. Здесь закручивается какой-то роман…

А вдоль тротуаров, в тени низкорослых акаций, снуют несчастные больные, которые, непонятно почему, приходят сюда подышать воздухом, пропитанным уличной пылью, и купаются рядом на пляже, острые камни которого больно впиваются в тело.

По углам улиц у деревьев расположились продавцы цветов и фруктов; итальянцы, предлагающие ракушки и кораллы за цену, от которой последние краснеют на глазах; перекупщики лошадей красавцы-татары с изящными навощенными усами, с удлиненными ласкающими глазами, с каракулевой шапкой, лихо сидящей на густой черной шевелюре.

Эти элегантные перекупщики лошадей пользуются у некоторых дам надлежащим образом приобретенной репутацией неотразимых обольстителей. Факт заключается в том, что эти люди хорошо потрошат Тартарена с Севера. Впрочем, по правде говоря, я должен признать, что они более привлекательны, чем их коллеги из Парижа.

Этим октябрьским светлым вечером Набережная кажется мне все-таки более сносной, чем обычно. Сейчас здесь встречается меньше разочарованных больных, меньше неизлечимых бездельников. Почти все эти озабоченные, суетливые, грустные прохожие находятся в Ялте из-за присутствия императорского Двора, из-за болезни императора. И даже в этой осенней улыбке природы ощущается некий траур, более связанный с болезненным опасением, гнетущем сердца, чем с желтыми листьями, скапливающимися у стен домов, с деревьями, теряющими листву, с бледностью неба.

Чтобы выйти из города, я углубляюсь в поперечную улицу и после четверти часа ходьбы по склонам почти опустевших холмов, откуда открывается вид на Ялту и ее извечно прекрасную бухту, оказываюсь над татарской деревенькой Дерекой.

Милая деревенька с глинобитными или покрытыми розовой черепицей крышами, низкими галереями и открытыми лестницами домов, беспорядочно расположенных в зелени деревьев, на случайных улочках и тропинках.

На востоке, в другой стороне долины, созданной потоком Гувы, сквозь сады, виноградники и плантации табака карабкается ввысь почтовая дорога, огибающая все крымское побережье от Севастополя до Феодосии на самом близком расстоянии от моря.

Чтобы вернуться в свою гостиницу «Центральная», расположенную на другом конце города, я вновь прохожу по неминуемой Набережной! Некоторые витрины магазинов уже освещены. На витрине книжного магазина читаю на обложке большими буквами: Zola «Lourdes». Вот частичка Франции, совсем маленькая частичка, но как она приятна сердцу вдали от этой страны!

Вечером, ведя свои записи, я прихожу к выводу о том, что мои многочисленные визиты в Ялту лишь подтверждают мнение, составленное мной с самого начала: в этом городе приемлемо все то лучшее, что в нем есть.

Луи Бертрен

Популярные сообщения из этого блога

Симеиз — крымский гей-курорт

Редкие фотографии Крыма во время Второй мировой войны

Загадки имен симферопольских микрорайонов

Чем и как рисовал первобытный человек

Ак-Мечеть — старинный район Симферополя