Невидное село Видное
Дорога, посыпанная мелким гравием, идёт среди полей вдоль почти вырубленной лесополосы. Вокруг — пейзажи, от которых глаз не отвести: абрис гор Кара-Дага, лесные чащобы старокрымских вершин, нетронутые степи Эгета. Где-то там, под Большим Эгетом, в четырёх километрах отсюда, и находится село Видное. Дальше — только всхолмленная степь...
Пересекаю огромное поле, засеянное подсолнечником, и вдруг на краю его замечаю крышу дома. Других построек пока не видно, далеко. Забегая наперёд, скажу: этот дом оказался единственным в селе...
Вот и поворот к строениям. Корпуса фермы, стог соломы, чуть дальше жилой дом, деревья. Собаки лают. Но людей не видно. Подхожу к дому. Из-за него на возике, запряжённом белой лошадью, выезжает колоритный мужик с синими-синими глазами. «Здравствуйте!» — «Здравствуйте». «Это село Видное?» — «Да. Было село...»
Михаил Тихонович Набридный живёт в Журавках с 1982 года, но уже пять лет имеет здесь землю. Сеет пшеницу, но планирует заняться арбузами, благо есть скважина. А без воды тут — гиблое дело. Как рассказывает Михаил Тихонович, через Видное проходил водовод из Старого Крыма на Владиславовку, воды было полно. Всё выращивали тут — и картошку, и бахчевые. Но года три назад буквально за полтора месяца выкопали и украли сразу несколько километров труб. И воды не стало. Многие бросили участки. Остальные стали рыть колодцы. Вода в них солоноватая, для питья не годится, но поливать ею можно. Набридный вместе с сыном пробили в глинистой степи скважину, на которую ушла почти тысяча гривен. А колодцы копать ещё дороже. Зато есть вода — есть урожай, и с поливной площади сын Набридного собрал две тонны картофеля.
«А ещё с электричеством было страшное дело, — говорит уроженец Архангельской области, волею судеб попавший в Крым. — Трансформатор стоял в отдалении, у лесополосы. Только в него масло зальют, глядь, а уже кто-то слил... И провода снимали — за одну ночь по три километра. Но теперь трансформатор перенесли к дому Виктора Щербатого. Да и на провода зарятся меньше — прижали пункты приёма металлолома.
А раньше... До войны в Розальевке (так называлось тогда Видное) жили немцы. На полях выращивали хлопчатник. Этим занимались специально обученные бригады под руководством семьи Раевских. В послевоенные времена тут находился большой полевой стан, до 25 комбайнов. После, лет двадцать назад, тут было несколько совхозных кошар — почти семь тысяч овец. Потом совхоз «Красный луч» перешёл на крупный рогатый скот. Держал до двух тысяч голов теляти столько же — коров. В селе жили пастухи с семьями — Владимир Емельянов, Василий Енибаев. Но их не стало, дети переехали кто куда. В окрестностях села даже искали газ и нефть. Пробурили три скважины, нашли или не нашли чёрное золото — неизвестно, но скважины законсервировали. Одна из них — всего в двухстах метрах от села. По заваренной трубе и сейчас сочится маслянистая жидкость с керосиновым запахом.
Осталась пара кошар. В них по сотне овец и по десятку коров держат арендаторы. Один из старокрымских предпринимателей пытается возобновить тут животноводство и восстанавливает ферму. Его рабочие строят сейчас навес для сена. Так что люди в Видном есть, и повеселее старожилам села — Виктору и Марии Щербатым.
Главу семьи не застал. Он рано утром уехал в «цивилизацию». Мария Михайловна оказалась женщиной общительной и весёлой. Долго не хотела отпускать, потчуя дарами натурального хозяйства. Оно и понятно, новых людей в Видном мало, а поговорить есть о чём.
Вот уже двадцать лет в паспорте Марии Михайловны стоит штамп о прописке в селе Видном. До этого она жила в Журавках, куда ещё в 1972 году приехала из родной Львовщины по совету подруги. В Видное сначала перебрался Виктор Степанович. Он занимался тут овцеводством и жил у уроженки и старожила Розальевки-Видного Христины Ивановны. Старушке он стал за сына, хотя свои дети у неё были, но далеко и в родную степь возвращаться не желали. Потом переехала и Мария Михайловна. Работала тут же на совхозной ферме телятницей. Жили они в старом доме немецкой ещё постройки. Постепенно построили свой, поражающий уютом и удобствами. Скажу сразу: дома посреди степи с паровым отоплением, горячей водой постоянно, ванной и туалетом я ещё никогда тут не видел. Ещё плюс механизация всех трудоёмких работ. И всё золотыми руками Виктора Степановича Щербатого.
Увы, старый дом не сохранился. Виктор Щербатый шутил, что сделает из него музей — памятник старой Розальевке. Не без оснований — ещё в советские времена сюда приезжали немцы, потомки тех, розальевских. Одна немка даже вспомнила, что родилась в том доме и запомнила комнатку с окном в степь. Они всерьёз хотели поселиться на родине, даже план-карту составили. «Но потом пошёл развал Союза, и карта осталась, а немцев — нет», — весело говорит Мария Михайловна. А у самой глаза грустные...
Да, безлюдье, наверное, главная проблема Видного. Хотя у четы Щербатых много друзей — и в Журавках, и в Изобильном, и в Партизанах. Дети — три дочери и сын — уже давно уехали, кто в Сургут, кто в Ялту, кто поближе — в Журавки. У них свои семьи, в которых родились внуки и правнуки Виктора Степановича и Марии Михайловны. Каждый год они навещают родные степи под Большим Эгетом. Дом наполняется детским смехом и гамом, таким желанным после зимнего безмолвия.
Зимой же тут действительно тоскливо. Ветер — постоянно, а уж если заметёт дорогу — жди, когда снег растает. Да ещё перебои с электричеством то из-за ветра, то из-за воровства проводов. Сейчас, с приходом арендаторов, жизнь налаживается, считает Мария Михайловна. А ведь было, что Видное вообще хотели отключить от электричества, мол, зачем свет на один дом. «Как так, — возмущается Мария Михайловна, — сорок лет проработали в совхозе, и на тебе... В общем, отвоевали». Не было и нет у Щербатых долгов перед РЭС, только, чтобы заплатить, нужно ехать в Журавки. Там же и пенсию получать или в магазины. Хорошо, что есть машина, но ведь она не на воде ездит. Михаилу Тихоновичу чуть легче — он запряг свою кобылку Белку и поехал, куда захотел. Еды для неё в степи везде вдоволь, а вот для машин бензоколонок нет.
Поделилась Мария Михайловна и своей мыслью — переехать из Видного. «Да только куда хотим — дорого. Может, в Кировское переберёмся. Но надо дом продать, да и землю, на которой всё растёт, бросать жалко. Однако болячки своё берут всё равно. Спасибо, «скорая» даже сюда добирается".
Как добрался и новый председатель Журавского сельсовета. Именно к этому сельскому Совету относится село Видное. Поспрашивал голова степняков о жизни, оставил визитку, мол, звоните. Связь с миром у Щербатых есть — мобильник подарили дети. Но за той же карточкой пополнения счёта надо ездить в Журавки, за пять километров. Или час-полтора пешего хода...
С отъездом Щербатых из Видного село умрёт. Арендаторы не в счёт, они — жильцы временные. И не создают тот микромир, который отличает сельский уклад жизни. Старинная Розальевка выдержала и бои 1942 года, от которых осталось несколько могил советских воинов и немцев. Расцвело Видное в советское время и продержалось в лихолетье развала. Но не выдержит ухода людей, ставших для села своего рода древнеримскими ларами — хранителями домашних очагов.
Шествуя вдоль лесополосы, я предавался этим скорбным мыслям. Солнце играло светом в набегающих тучках, зеленела трава в степи после вчерашнего дождя. Впереди — феодосийские и коктебельские горы. Не удержался, оглянулся. Видное уже стало почти невидимым из-за густой зелени лесополос. Виднелся только скат крыши на доме Виктора Степановича и Марии Михайловны. Мысленно пожелал им счастья. И зашагал дальше. Таких деревень, уходящих в крымскую степь и растворяющихся в этой степи, увы, много...
Пересекаю огромное поле, засеянное подсолнечником, и вдруг на краю его замечаю крышу дома. Других построек пока не видно, далеко. Забегая наперёд, скажу: этот дом оказался единственным в селе...
Вот и поворот к строениям. Корпуса фермы, стог соломы, чуть дальше жилой дом, деревья. Собаки лают. Но людей не видно. Подхожу к дому. Из-за него на возике, запряжённом белой лошадью, выезжает колоритный мужик с синими-синими глазами. «Здравствуйте!» — «Здравствуйте». «Это село Видное?» — «Да. Было село...»
Михаил Тихонович Набридный живёт в Журавках с 1982 года, но уже пять лет имеет здесь землю. Сеет пшеницу, но планирует заняться арбузами, благо есть скважина. А без воды тут — гиблое дело. Как рассказывает Михаил Тихонович, через Видное проходил водовод из Старого Крыма на Владиславовку, воды было полно. Всё выращивали тут — и картошку, и бахчевые. Но года три назад буквально за полтора месяца выкопали и украли сразу несколько километров труб. И воды не стало. Многие бросили участки. Остальные стали рыть колодцы. Вода в них солоноватая, для питья не годится, но поливать ею можно. Набридный вместе с сыном пробили в глинистой степи скважину, на которую ушла почти тысяча гривен. А колодцы копать ещё дороже. Зато есть вода — есть урожай, и с поливной площади сын Набридного собрал две тонны картофеля.
«А ещё с электричеством было страшное дело, — говорит уроженец Архангельской области, волею судеб попавший в Крым. — Трансформатор стоял в отдалении, у лесополосы. Только в него масло зальют, глядь, а уже кто-то слил... И провода снимали — за одну ночь по три километра. Но теперь трансформатор перенесли к дому Виктора Щербатого. Да и на провода зарятся меньше — прижали пункты приёма металлолома.
А раньше... До войны в Розальевке (так называлось тогда Видное) жили немцы. На полях выращивали хлопчатник. Этим занимались специально обученные бригады под руководством семьи Раевских. В послевоенные времена тут находился большой полевой стан, до 25 комбайнов. После, лет двадцать назад, тут было несколько совхозных кошар — почти семь тысяч овец. Потом совхоз «Красный луч» перешёл на крупный рогатый скот. Держал до двух тысяч голов теляти столько же — коров. В селе жили пастухи с семьями — Владимир Емельянов, Василий Енибаев. Но их не стало, дети переехали кто куда. В окрестностях села даже искали газ и нефть. Пробурили три скважины, нашли или не нашли чёрное золото — неизвестно, но скважины законсервировали. Одна из них — всего в двухстах метрах от села. По заваренной трубе и сейчас сочится маслянистая жидкость с керосиновым запахом.
Осталась пара кошар. В них по сотне овец и по десятку коров держат арендаторы. Один из старокрымских предпринимателей пытается возобновить тут животноводство и восстанавливает ферму. Его рабочие строят сейчас навес для сена. Так что люди в Видном есть, и повеселее старожилам села — Виктору и Марии Щербатым.
Главу семьи не застал. Он рано утром уехал в «цивилизацию». Мария Михайловна оказалась женщиной общительной и весёлой. Долго не хотела отпускать, потчуя дарами натурального хозяйства. Оно и понятно, новых людей в Видном мало, а поговорить есть о чём.
Вот уже двадцать лет в паспорте Марии Михайловны стоит штамп о прописке в селе Видном. До этого она жила в Журавках, куда ещё в 1972 году приехала из родной Львовщины по совету подруги. В Видное сначала перебрался Виктор Степанович. Он занимался тут овцеводством и жил у уроженки и старожила Розальевки-Видного Христины Ивановны. Старушке он стал за сына, хотя свои дети у неё были, но далеко и в родную степь возвращаться не желали. Потом переехала и Мария Михайловна. Работала тут же на совхозной ферме телятницей. Жили они в старом доме немецкой ещё постройки. Постепенно построили свой, поражающий уютом и удобствами. Скажу сразу: дома посреди степи с паровым отоплением, горячей водой постоянно, ванной и туалетом я ещё никогда тут не видел. Ещё плюс механизация всех трудоёмких работ. И всё золотыми руками Виктора Степановича Щербатого.
Увы, старый дом не сохранился. Виктор Щербатый шутил, что сделает из него музей — памятник старой Розальевке. Не без оснований — ещё в советские времена сюда приезжали немцы, потомки тех, розальевских. Одна немка даже вспомнила, что родилась в том доме и запомнила комнатку с окном в степь. Они всерьёз хотели поселиться на родине, даже план-карту составили. «Но потом пошёл развал Союза, и карта осталась, а немцев — нет», — весело говорит Мария Михайловна. А у самой глаза грустные...
Да, безлюдье, наверное, главная проблема Видного. Хотя у четы Щербатых много друзей — и в Журавках, и в Изобильном, и в Партизанах. Дети — три дочери и сын — уже давно уехали, кто в Сургут, кто в Ялту, кто поближе — в Журавки. У них свои семьи, в которых родились внуки и правнуки Виктора Степановича и Марии Михайловны. Каждый год они навещают родные степи под Большим Эгетом. Дом наполняется детским смехом и гамом, таким желанным после зимнего безмолвия.
Зимой же тут действительно тоскливо. Ветер — постоянно, а уж если заметёт дорогу — жди, когда снег растает. Да ещё перебои с электричеством то из-за ветра, то из-за воровства проводов. Сейчас, с приходом арендаторов, жизнь налаживается, считает Мария Михайловна. А ведь было, что Видное вообще хотели отключить от электричества, мол, зачем свет на один дом. «Как так, — возмущается Мария Михайловна, — сорок лет проработали в совхозе, и на тебе... В общем, отвоевали». Не было и нет у Щербатых долгов перед РЭС, только, чтобы заплатить, нужно ехать в Журавки. Там же и пенсию получать или в магазины. Хорошо, что есть машина, но ведь она не на воде ездит. Михаилу Тихоновичу чуть легче — он запряг свою кобылку Белку и поехал, куда захотел. Еды для неё в степи везде вдоволь, а вот для машин бензоколонок нет.
Поделилась Мария Михайловна и своей мыслью — переехать из Видного. «Да только куда хотим — дорого. Может, в Кировское переберёмся. Но надо дом продать, да и землю, на которой всё растёт, бросать жалко. Однако болячки своё берут всё равно. Спасибо, «скорая» даже сюда добирается".
Как добрался и новый председатель Журавского сельсовета. Именно к этому сельскому Совету относится село Видное. Поспрашивал голова степняков о жизни, оставил визитку, мол, звоните. Связь с миром у Щербатых есть — мобильник подарили дети. Но за той же карточкой пополнения счёта надо ездить в Журавки, за пять километров. Или час-полтора пешего хода...
С отъездом Щербатых из Видного село умрёт. Арендаторы не в счёт, они — жильцы временные. И не создают тот микромир, который отличает сельский уклад жизни. Старинная Розальевка выдержала и бои 1942 года, от которых осталось несколько могил советских воинов и немцев. Расцвело Видное в советское время и продержалось в лихолетье развала. Но не выдержит ухода людей, ставших для села своего рода древнеримскими ларами — хранителями домашних очагов.
Шествуя вдоль лесополосы, я предавался этим скорбным мыслям. Солнце играло светом в набегающих тучках, зеленела трава в степи после вчерашнего дождя. Впереди — феодосийские и коктебельские горы. Не удержался, оглянулся. Видное уже стало почти невидимым из-за густой зелени лесополос. Виднелся только скат крыши на доме Виктора Степановича и Марии Михайловны. Мысленно пожелал им счастья. И зашагал дальше. Таких деревень, уходящих в крымскую степь и растворяющихся в этой степи, увы, много...
Сергей Ткаченко, «Крымская Правда»
Комментарии
Отправить комментарий