Скорая помощь в Симферополе. Один день из ночного дежурства
Автомобиль, тяжело дыша, нёсся по ночному городу. Время от времени приходилось хвататься за поручни, чтобы на крутых поворотах и кочках не свалиться со своего места. Бригада скорой и неотложной медицинской помощи спешит на очередной вызов, а вместе с нею и корреспондент «Крымской правды».
Пересменка несколько затянулась, потому что в городе произошла серьёзная авария и одна из бригад долго не возвращалась. Пришедшие на ночную смену доктора нервно курили. Фельдшеры бесшумно и быстро передвигались по коридорам. В диспетчерской не умолкали голоса: «Скорая слушает... Попробуйте промыть желудок... А какие боли? Давно? Назовите адрес».
«Я смотрю, вы при полном параде, — сказал, глядя на меня, мужчина с добрыми глазами и открытой улыбкой. — Журналисты? Значит, с нами поедете».
Дежурить нам предстояло с так называемой бит-бригадой (бригадой интенсивной терапии). «Обычно у нас много вызовов. Поножовщина, драка, падение с высоты — мы тут как тут», — говорит доктор Алексей Распылихин. Его помощник, фельдшер Александр Вавакин, показался сначала совсем серьёзным и неразговорчивым — уставшим.
«Доктор Распылихин, бригада № 10, на выезд», — раздался голос из громкоговорителя. Фельдшер Саша накинул на левое плечо сумку на широком ремне, взял в правую руку оранжевый чемоданчик с медикаментами, и мы быстро направились к машине. Из страха, что в спешке меня забудут, я бежала, спотыкаясь, впереди всех. «А куда едем?» — спросила у Саши уже в машине.
— Избиение, травма глаза. Возможно, сотрясение.
Примчались. По грязным ступенькам поднялись на четвёртый этаж (кстати, у работников скорой помощи в руках, когда необходимо, фонарик). «Кажется, это здесь», — сказал Алексей Михайлович, указывая на капли крови перед дверью. Войдя, мы узнали, что причина вызова — обычная бытовуха: мать не дала сыну денег на водку. В результате — черепно-мозговая травма и отёк левого глаза родительницы. Врач осмотрел пострадавшую, фельдшер сделал нужный укол, после чего её доставили в КРБ им. Семашко. На вопрос, почему не вызвали милицию, женщина ничего вразумительного ответить не смогла.
В дороге мы приняли ещё один вызов и оказали помощь директору кафе. Девушка упала в обморок от переутомления. «Покой и отдых, и ешьте больше», — погрозил пальцем доктор Распылихин. Потом все вышли из комнаты, так как Саше предстояло сделать инъекцию пациентке и «расписаться» на месте укола йодной сеточкой.
Когда мы явились в отделение, Алексей Михайлович отчитался о проделанной работе, заполнил необходимые бумаги и передал сводки в милицию. А мы тем временем листали регистрационный журнал, где фиксируются вызовы. Чаще всего мелькали ДТП, несчастные случаи и отравления.
— Сегодня снабжение у нас хорошее. Есть все необходимые препараты. Бензина тоже дают достаточно. Не хватает только бригад. Бывает, что в час поступает по двадцать и больше вызовов. Хоть разорвись, — рассказывает доктор.
— А какие есть бригады?
— Есть кардиологические, есть бригада интенсивной терапии (наша), есть линейные (они имеют право вызывать другие бригады, если что-то сложное). Существуют также педиатрические бригады и, конечно же, психиатрические. Там работают крепкие ребята, ведь всякое бывает.
Было около двух часов ночи. Жутко хотелось спать. Вдруг поступил вызов: у маленького ребёнка высокая температура.
Нужную квартиру нашли быстро. Разволновавшийся отец встретил нас ещё у лифта. Несколько советов маме, нужные лекарства — и мы уезжаем. Но не в отделение, а на подстанцию, что на Маршала Жукова. «На „Жуковке“ деток любят. Это — их компетенция, вот мы сейчас и передадим этот вызов, чтобы с утра педиатры наведались к малышке и проконтролировали её выздоровление».
На Жукова нас встретили тепло, по-семейному, и даже напоили кофе. Мы снова в машине, тёмной, чистой и холодной. «Это вы с нами зимой ещё не ездили», — успокаивает Александр ёжась. Кстати, после каждого вызова машину моют и дезинфицируют.
— Сложнее всего, наверное, когда приходится перевозить бомжей. Попробуй потом отмой весь этот педикулез и запах, — рассуждаю я вслух.
— Ой, с бомжами вообще сложно. Вот вызывают: мол, человеку на улице плохо, а ему, может, по жизни плохо. Приезжаем, а он весь в грязи, в рвотных массах. Но это ещё полбеды. Его ведь никакая больница брать не хочет. Ну куда денешь такого? Мы с ним полночи и возимся, пока пристроим.
— А специального учреждения нет, что ли?
— Нет, но по негласной договорённости первую половину месяца таких принимает седьмая горбольница, а вторую — вторая.
— Я так понимаю, спихнула на вас милиция свои обязанности?
— Ну да, что-то вроде того (улыбается). А ещё с нами теперь пьяненькие. Если раньше их по городу собирал «луноход», то теперь это делаем мы. Женщинам-врачам бывает очень тяжело.
Потом доктор достал из кармана «заветную коробочку». В ней — наркотики. Есть такие, что во много раз сильнее опиума. Они выдаются доктору под личную ответственность, и он с ними не расстаётся ни на миг за время смены. «Бывали случаи, что наркоманы, зная об этом, вызывают „скорую“, а потом угрожают, требуют, — говорит доктор. — Приходится принимать свои меры».
Тёплые, но сырые коридоры (отделение «скорой помощи» находится в подвальном помещении). Уставшие люди в белых халатах. Кто-то курит у входа, а курят они много. Кто-то задремал на диванчике в комнате отдыха. А мы отправились пить кофе. Два стола, несколько лавочек, электрическая плитка и самовар. Бутербродами, принесёнными из дому, делятся по-братски. У каждого с собой в маленьких баночках кофе, чай и сгущённое молоко. Но медики не чаёвничают: они принимают внутрь несколько глотков крепкого кофе и бегут дальше.
И снова мы в пути. Дедушке 78 лет плохо. Задыхается. Мы едем. Хозяин сам встретил нас на пороге и провёл в комнату со спёртым от запаха лекарств воздухом. Несколько вопросов, кардиограмма, успокоительное. «Ничего серьёзного. В таком возрасте это нормально и нужно поддерживать здоровье. А это уже работа участкового врача, вот завтра ему об этом скажем. А дед ещё хороший», — объясняет нам доктор.
Мы возвращаемся. В дороге нам рассказывают истории. Как-то мужчине стопорным кольцом от КамАЗа оторвало руку по самое предплечье. Спасли. Но самое удивительное, что оторванную конечность никто не хотел брать. «Так и носились с нею, пока не пристроили в уголке травматологии», — вспоминает Александр.
В отделении мы просидели до четырёх утра. Эх, тяжёлая это работа. За 20 лет на «скорой» доктор Распылихин такого повидал! Только роды доводилось принимать более ста раз! Работал с ножом у горла, попадал в перестрелки (это в90-х было). Признаётся, что хорошо запомнил с той поры, извините, мозги убитого бандита в салате. А ещё был случай: после аварии из карманов пострадавших москвичей в операционной высыпались несколько десятков тысяч долларов и пригоршня золотых украшений. Ещё бы не запомнить, ведь такие деньги медику «скорой помощи» могут только сниться...
Честно признаться, конца смены мы так и не дождались. Закалки нет и выдержка не та. В полпятого утра мы полусонные брели домой. Какое счастье, что меня не угораздило стать медсестрой...
P.S. Люди, уступайте дорогу «скорой помощи». Ваше равнодушие может стоить кому-то жизни.
Пересменка несколько затянулась, потому что в городе произошла серьёзная авария и одна из бригад долго не возвращалась. Пришедшие на ночную смену доктора нервно курили. Фельдшеры бесшумно и быстро передвигались по коридорам. В диспетчерской не умолкали голоса: «Скорая слушает... Попробуйте промыть желудок... А какие боли? Давно? Назовите адрес».
«Я смотрю, вы при полном параде, — сказал, глядя на меня, мужчина с добрыми глазами и открытой улыбкой. — Журналисты? Значит, с нами поедете».
Дежурить нам предстояло с так называемой бит-бригадой (бригадой интенсивной терапии). «Обычно у нас много вызовов. Поножовщина, драка, падение с высоты — мы тут как тут», — говорит доктор Алексей Распылихин. Его помощник, фельдшер Александр Вавакин, показался сначала совсем серьёзным и неразговорчивым — уставшим.
«Доктор Распылихин, бригада № 10, на выезд», — раздался голос из громкоговорителя. Фельдшер Саша накинул на левое плечо сумку на широком ремне, взял в правую руку оранжевый чемоданчик с медикаментами, и мы быстро направились к машине. Из страха, что в спешке меня забудут, я бежала, спотыкаясь, впереди всех. «А куда едем?» — спросила у Саши уже в машине.
— Избиение, травма глаза. Возможно, сотрясение.
Примчались. По грязным ступенькам поднялись на четвёртый этаж (кстати, у работников скорой помощи в руках, когда необходимо, фонарик). «Кажется, это здесь», — сказал Алексей Михайлович, указывая на капли крови перед дверью. Войдя, мы узнали, что причина вызова — обычная бытовуха: мать не дала сыну денег на водку. В результате — черепно-мозговая травма и отёк левого глаза родительницы. Врач осмотрел пострадавшую, фельдшер сделал нужный укол, после чего её доставили в КРБ им. Семашко. На вопрос, почему не вызвали милицию, женщина ничего вразумительного ответить не смогла.
В дороге мы приняли ещё один вызов и оказали помощь директору кафе. Девушка упала в обморок от переутомления. «Покой и отдых, и ешьте больше», — погрозил пальцем доктор Распылихин. Потом все вышли из комнаты, так как Саше предстояло сделать инъекцию пациентке и «расписаться» на месте укола йодной сеточкой.
Когда мы явились в отделение, Алексей Михайлович отчитался о проделанной работе, заполнил необходимые бумаги и передал сводки в милицию. А мы тем временем листали регистрационный журнал, где фиксируются вызовы. Чаще всего мелькали ДТП, несчастные случаи и отравления.
— Сегодня снабжение у нас хорошее. Есть все необходимые препараты. Бензина тоже дают достаточно. Не хватает только бригад. Бывает, что в час поступает по двадцать и больше вызовов. Хоть разорвись, — рассказывает доктор.
— А какие есть бригады?
— Есть кардиологические, есть бригада интенсивной терапии (наша), есть линейные (они имеют право вызывать другие бригады, если что-то сложное). Существуют также педиатрические бригады и, конечно же, психиатрические. Там работают крепкие ребята, ведь всякое бывает.
Было около двух часов ночи. Жутко хотелось спать. Вдруг поступил вызов: у маленького ребёнка высокая температура.
Нужную квартиру нашли быстро. Разволновавшийся отец встретил нас ещё у лифта. Несколько советов маме, нужные лекарства — и мы уезжаем. Но не в отделение, а на подстанцию, что на Маршала Жукова. «На „Жуковке“ деток любят. Это — их компетенция, вот мы сейчас и передадим этот вызов, чтобы с утра педиатры наведались к малышке и проконтролировали её выздоровление».
На Жукова нас встретили тепло, по-семейному, и даже напоили кофе. Мы снова в машине, тёмной, чистой и холодной. «Это вы с нами зимой ещё не ездили», — успокаивает Александр ёжась. Кстати, после каждого вызова машину моют и дезинфицируют.
— Сложнее всего, наверное, когда приходится перевозить бомжей. Попробуй потом отмой весь этот педикулез и запах, — рассуждаю я вслух.
— Ой, с бомжами вообще сложно. Вот вызывают: мол, человеку на улице плохо, а ему, может, по жизни плохо. Приезжаем, а он весь в грязи, в рвотных массах. Но это ещё полбеды. Его ведь никакая больница брать не хочет. Ну куда денешь такого? Мы с ним полночи и возимся, пока пристроим.
— А специального учреждения нет, что ли?
— Нет, но по негласной договорённости первую половину месяца таких принимает седьмая горбольница, а вторую — вторая.
— Я так понимаю, спихнула на вас милиция свои обязанности?
— Ну да, что-то вроде того (улыбается). А ещё с нами теперь пьяненькие. Если раньше их по городу собирал «луноход», то теперь это делаем мы. Женщинам-врачам бывает очень тяжело.
Потом доктор достал из кармана «заветную коробочку». В ней — наркотики. Есть такие, что во много раз сильнее опиума. Они выдаются доктору под личную ответственность, и он с ними не расстаётся ни на миг за время смены. «Бывали случаи, что наркоманы, зная об этом, вызывают „скорую“, а потом угрожают, требуют, — говорит доктор. — Приходится принимать свои меры».
Тёплые, но сырые коридоры (отделение «скорой помощи» находится в подвальном помещении). Уставшие люди в белых халатах. Кто-то курит у входа, а курят они много. Кто-то задремал на диванчике в комнате отдыха. А мы отправились пить кофе. Два стола, несколько лавочек, электрическая плитка и самовар. Бутербродами, принесёнными из дому, делятся по-братски. У каждого с собой в маленьких баночках кофе, чай и сгущённое молоко. Но медики не чаёвничают: они принимают внутрь несколько глотков крепкого кофе и бегут дальше.
И снова мы в пути. Дедушке 78 лет плохо. Задыхается. Мы едем. Хозяин сам встретил нас на пороге и провёл в комнату со спёртым от запаха лекарств воздухом. Несколько вопросов, кардиограмма, успокоительное. «Ничего серьёзного. В таком возрасте это нормально и нужно поддерживать здоровье. А это уже работа участкового врача, вот завтра ему об этом скажем. А дед ещё хороший», — объясняет нам доктор.
Мы возвращаемся. В дороге нам рассказывают истории. Как-то мужчине стопорным кольцом от КамАЗа оторвало руку по самое предплечье. Спасли. Но самое удивительное, что оторванную конечность никто не хотел брать. «Так и носились с нею, пока не пристроили в уголке травматологии», — вспоминает Александр.
В отделении мы просидели до четырёх утра. Эх, тяжёлая это работа. За 20 лет на «скорой» доктор Распылихин такого повидал! Только роды доводилось принимать более ста раз! Работал с ножом у горла, попадал в перестрелки (это в
Честно признаться, конца смены мы так и не дождались. Закалки нет и выдержка не та. В полпятого утра мы полусонные брели домой. Какое счастье, что меня не угораздило стать медсестрой...
P.S. Люди, уступайте дорогу «скорой помощи». Ваше равнодушие может стоить кому-то жизни.
Ирина Ковалева, «Крымская Правда»
Комментарии
Отправить комментарий