Бабьи бунты в крымских сёлах
Горькие последствия сельскохозяйственного «скачка» сказались и в Крыму, где коллективизация проходила настолько «успешно», что позволила верхам перевести Крым из второстепенной группы районов коллективизации в первоочередную, то есть закончить её к концу 1931 года.
Научный консультант научно-редакционной группы «Реабилитированные историей», кандидат исторических наук Нинель Козлова предоставила редакции материалы, из которых видно, как «коллективизаторам» сопротивлялось население.
На областной XV партконференции партийное руководство докладывает, что, «несмотря на неимоверные трудности и сложности в крымской деревне, процент коллективных хозяйств достиг 47%, что втрое больше планируемого». Только за два месяца (март-апрель 1930 г.) на полуострове было раскулачено 2652 хозяйства. За один год на Север, Урал, в Коми АССР, Казахстан было выслано вместе с семьями 15000 человек.
Летом и осенью 1930 года в районах сплошной коллективизации (Феодосийский, Керченский, Судакский, Симферопольский) прокатилась волна женских выступлений.
Материалы судебно-следственного дела о «бабьем бунте» в деревне Сеит-Эли Феодосийского района — яркая иллюстрация тех событий. Выступлению женщин предшествовал ряд обстоятельств. В феврале из села на Северный Урал были высланы пять «кулацких» семей с малолетними детьми. В апреле деревня начала собирать деньги на поездку на Урал за больными детьми кулаков. В мае часть детей удалось вернуть на родину, и вся деревня теперь знала о нечеловеческих условиях, в которых проживали их земляки, медленно умирая от голода и холода. Стали составлять первые ходатайства в «верха» о возвращении сельских кормильцев домой.
И был получен категорический отказ местной и районной администрации.
Чудом бежал из ссылки и прибыл в село высланный на Урал середняк Пётр Свидлов, а затем и его жена. Их возвращение вызвало череду женских собраний, на которых изыскивались способы влияния на местную власть. Именно женщины более всего испытывали на себе тяготы экономического и духовного гнёта. Вдовы при живых мужьях, матери изгнанных на чужбину сыновей, обременённые детьми и вечными нехватками, они не могли уже оставаться в стороне.
Поводом для бунта стало появление в селе уполномоченного Сахно из бюро принудительных работ. В деревне и без него хватало всяческих уполномоченных: по хлебозаготовкам, по займам, по принудработам, по налогообложениям и так далее. Добавьте к этому бездарное руководство в сельском Совете (председатель Яков Рак), где бесстыдно господствовали семейственность, кумовство, приятельское собутыльничество, что позволило сельчанам именовать сельсовет «волчьей ямой», а его работников — «диктатурой негодяев» (цитируется из жалобы сельчан в РКИ).
Уполномоченный Сахно 8 августа срочно вызвал 13 мужчин для отправки на принудительную работу в Феодосию, Керчь, Симферополь и Харьков (очевидно, там было много незавершённых промышленных объектов). «Принудиловцы» обязаны были согласно повестке явиться на сборпункт в Феодосию не позднее 30 августа. Значительная часть вызванных крестьян — непокорные хлебосдатчики. Если учесть, что август — это время деревенской страды, которую не провести при нехватке мужских рук, отправка трудолюбивых крестьян явилась последней каплей терпения деревенских женщин.
Общеизвестно, что даже стихийное движение нуждается в организаторах. Из ликвидационной записки уполномоченного Феодосийским р/о ГПУ Труузе от 25 августа 1930 года узнаём имена зачинщиц: Дарья Денисова, 25 лет, из бедных крестьян, домашняя хозяйка, замужем, четверо детей; Аксинья Матышева, бывшая кулачка, раскулачена дважды, на момент ареста — середнячка, домашняя хозяйка, мать двоих детей; Матрёна Григорьева, 29 лет, два сына, младшему один год; Аксинья Григорьева, 50 лет, мать двух сосланных сыновей.
Материалы судебно-следственного дела дают возможность проследить двадцатидневную хронику «бабьего бунта».
8 августа, 9 часов утра. У здания сельсовета, узнав о приезде Сахно, собралась толпа из тридцати женщин. Они пытаются попасть в здание сельсовета. Секретарь партячейки Ломанов призывает разойтись. В ответ Аксинья излагает требования женщин: вернуть высланных кулаков и лишенцев, заполнить кооперативную лавку товаром, сократить хлебные заготовки, уменьшить сумму займов, приостановить отправку «принудиловцев». Все женщины скандируют эти требования, толпа растёт. Сработал живой телеграф — сын Аксиньи малолетний Григорий оповестил всю деревню.
К 15 часам у сельсовета уже более пятидесяти человек. Выдвигаются новые требования: вернуть отобранное имущество приехавшему Свидлову, обеспечить хлебом сельского попа и врача (лишенцев).
Через 15 минут в село прибывают представители района. Работники ОГПУ оттесняют женщин, и здесь происходит непредвиденное: женская толпа окружает руководство, образуется свалка, в ходе которой другая толпа женщин отсекает нужный объект возмездия. В тисках женщин оказываются председатель сельсовета, секретарь ячейки, избач-агитатор.
Из следственных показаний секретаря партячейки Ломанова: «Я оказался в кольце женщин, надо мной мелькали десятки рук, разъярённых лиц, кто-то ожесточённо рвал на мне рубаху, бил кулаком по голове и щипал за бока». Из показаний сотрудников ГПУ: «Откуда-то взялись женщины с вилами, граблями, досками и палками в руках. Многие сотрудники ГПУ получили ощутимые удары». Из показания председателя сельского Совета Рака: «Матрёна Григорьева избивала меня кулаками, а Долгополова Екатерина гонялась за мной с вилами». Особенно досталось уполномоченному по хлебозаготовкам Погребельскому. «Красные обозы» вконец истощили деревню. А сдача хлеба проводилась по минимальным ценам: восемь копеек за килограмм.
К вечеру 8 августа стали прибывать женщины из соседних сёл (Новопокровка, Кулич-Тарновка, Кара-Гоз, Владиславовка). Из донесения сотрудника ГПУ: «Нами установлено, что в село Нижнепокровское верхом на лошади приезжала женщина и требовала подмоги, по всем признакам это была Аксинья Матышева».
В результате женщинам удалось получить разрешение председателя сельсовета и председателя колхоза на выдачу прибывшему из ссылки кулаку Свидлову его коровы и свиньи. Когда радостные женщины привели Свидлову на двор его корову, он расплакался и сказал: «Не к добру это».
В ночь на 9 августа прошла специальная акция по задержанию участниц мятежа Денисовой и Матышевой. При аресте женщины оказали сотрудникам ОГПУ физическое сопротивление. Власти ОГПУ не замедлили арестовать и Свидлова, с которого, по их словам, началась «вольница» в деревне. Участников «мятежа» содержали в Феодосийском исправдоме до начала следствия, которое началось 16 августа.
Женщины пяти деревень (более 120 человек) направляются к зданию Феодосийского ГПУ, требуя отпустить заключённых. Разумеется, им было отказано.
В течение последующих двух дней деревни бурлили. Было составлено и направлено в РКИ коллективное письмо-ходатайство, в котором сельчане требовали срочного разгона состава сельсовета, возвращения из ссылки лишенцев и их семей, реальной материальной помощи единоличникам. Добились всё же, что председатель сельсовета был осуждён на год принудительных работ (отсидел всего три недели). Этим и завершилось выполнение требований.
Финал истории трагичен.
В архивном деле выступление женщин Феодосийского района классифицируется как двадцатидневный мятеж, бунт, демонстрация, выступление, что свидетельствует о глубине и неизбежности подобных акций в условиях насильственной коллективизации. Устрашающий характер обвинения очевиден: дабы другим неповадно было. В стране формировался тоталитарный режим.
Аналогичный «бабий бунт» прошёл 25 августа 1930 года в деревне Кият (Светлое Керченского района). Причины те же, повод тот же (возвращение из Архангельской ссылки «кулака» Тихона Позднякова). Один к одному «стратегия и тактика» доведённых до отчаяния женщин, их смелый лозунг «Мы не боимся зелёных фуражек». В октябре 1930 года все организаторы, подстрекатели и зачинщики мятежа были арестованы и по ст.
Небезынтересен ещё один документ, свидетельствующий о разрушительной силе репрессий, ударивших по семьям, независимо от национальности. «Выписка из протокола заседания президиума Судакского РИКа от 20 марта 1930 года. Слушали: дело гражданки деревни Козы Вейсовой Ферры — 41 год, домашняя хозяйка. Муж ёе, Ибраим Вейс, изъят ГПУ в январе 1930 года и выслан в Сибирь сроком на 5 лет. Хозяйство кулацкого типа ликвидировано. Семья лишенца состоит из 10 человек (в том числе 8 детей). Постановили: на основании решения собрания бедноты деревни Козы, учитывая, что Судакский район является районом сплошной коллективизации, остатки хозяйства Ибраима Вейса ликвидировать, всю семью выслать за пределы Крыма, отнеся её к третьей категории» (орфография документа сохранена).
Ферра Вейс, её
Лидия Ильина, «Крымская Правда»
Читайте также:
