Тусклый блеск и нищета Крымской Розы
Выдался хороший весенний день, прозрачный и немного ветреный. Маршрутка притормаживает на нижней остановке. «Так ближе к центру», — объясняет молодой рыжеволосый мужчина, сидящий рядом. Оказалось, он тоже когда-то жил в Крымской Розе, теперь работает в Симферополе, а сюда приезжает в гости, к маме. Я прошу, и Сергей любезно соглашается стать моим проводником.
Мы с Сергеем медленно идём по разбитой асфальтированной дороге.
Когда-то совхоз «Крымская Роза» создавался как опытное хозяйство Института эфиромасличных и лекарственных растений и был цветущим — в прямом и в переносном смысле. Посёлок утопал в розах, вокруг — поля лаванды и шалфея, теперь же безнадёжно погряз в долгах, нищете, безработице и чёрном пьянстве. Но об этом позже, а пока на горизонте никого нет.
Слева — скучающие поля и завод, вернее, то, что от него осталось, справа — многоэтажки. Когда-то они были построены на деньги хозяйства специально для сотрудников института.
— Раньше сюда стремились все. От профессора до выпускника аграрного университета. Считалось счастьем жить и работать в Крымской Розе. Здесь было всё: завод, лаборатории и удачливые учёные, которые проводили опыты, выводили новые сорта и ходили в белых халатах. Теперь ничего нет, — передёргивает он плечами.
Мой вопрос, можно ли ещё что-то возродить, он воспринимает как неудачную шутку. Ведь для возрождения нужны очень большие деньги, люди и время. Время ушло. Денег нет. А люди? Люди разбежались. Осталась лишь небольшая «кучка» энтузиастов.
— Вот это — филиал Института эфиромасличных культур, — указывает Сергей на невзрачное серое здание справа, — там даже ещё кто-то есть. Всё выводят, высаживают, так, наверное, больше для интереса.
Однако пообщаться с учёными не удалось: выходной. А вот и ярко-голубые двери сельсовета. Закрыты по той же причине. Зайдём туда в другой раз.
— А что ваш председатель? Старается? — спрашиваю.
— Ну... старается, но могло бы быть и лучше. Фонари на центральной улице, говорят, с его помощью были установлены. А воды у нас часто не бывает, — отвечает Сергей.
Иван Кондратьевич Завгородний (на фото) проработал на комбинате главным технологом сорок лет. Всю жизнь прожил в этом посёлке. С тех пор как производство остановилось, старается на завод не ходить: больно смотреть на то, что стало с его любимым детищем. Он хранит старые газеты, в которых рассказывали об успехах предприятия.
Облупившиеся стены, заколоченные окна, «величественные» колонны — это Дом культуры, дискотеки там «крутят». Правда, уже не такие, как раньше: когда-то в Крымской Розе были лучшие танцы во всём районе.
Наискосок — бывшая контора, а здесь был магазин продтоваров, а вот там — быткомбинат. Теперь ничего нет. Разруха.
С асфальтированной дороги сворачиваем на грязную колею, оставленную грузовиком. В укромном уголке между старых построек собираются любители выпить и занюхать рукавом. Его завсегдатаи трепетно называют это место «Голубым Дунаем». Около одиннадцати утра «дунайцы» уже на месте — жалкое зрелище. А ведь эти люди были лучшими военными, лучшими шофёрами, лучшими агрономами. Мы спешим уйти.
В посёлке много деревьев, цветочных клумб и детских площадок во дворах, много лавочек, но всё пребывает в каком-то сонном забвении. И только пустые пивные бутылки да редкие прохожие напоминают о существовании жизни.
— Тут раньше была начальная школа, — показывает Сергей на обветшавшее двухэтажное здание, — здесь же был радиокружок, я сюда ещё мальчишкой бегал. Потом приспособили под аптеку и почту. Жёлтый почтовый ящик красиво смотрелся на сером.
— А это что такое? — меня заинтересовали небольшие постройки подвального типа с решётками на окнах.
— Химикаты тут хранили.
— А теперь здесь, наверное, бомжи ночуют?
— Нет, почему же? Им других мест хватает: пустые квартиры или вот недостроенный техникум.
У одного из подъездов мы встретили одноклассника моего проводника и ещё трёх молодцев в тёмных очках. «Эх, солнцезащитные очки ещё никого не спасали от запаха перегара», — мелькнуло в голове.
Рассказали они, что живут плохо, в нищете, о том, что пока был завод, воровали металл и жили, о том, что «сшибают» деньги на стройках в Симферополе или занимаются «вольным скотоводством». «А ещё у нас часто случаются ДТП, очень много жертв. Поселок на трассе, а ограничений по скорости нет. Напишите, чтобы ездили потише», — попросили.
Выдался хороший весенний день, прозрачный и немного ветреный. Пора уезжать. Не спеша бреду к трассе. Вспомнился анекдот: «В случае ядерного взрыва — всем лечь на землю и организованно, повторяю, организованно, без паники ползём на кладбище».
Своего кладбища в Крымской Розе нет. Оно дальше. По трассе.
Прежде этот погрузчик работал в три смены. В 1996 году замер навек. Остался от него один «скелет» — остальное растащили.
Не так давно в Институте эфиромасличных и лекарственных растений УААН в Симферополе проходило совещание специалистов и руководителей эфиромасличных предприятий, на котором учёные мужи и чиновники рассматривали состояние отрасли.
На рассмотрение были вынесены проекты концепции возрождения и программы развития эфиромасличной отрасли Крыма. Тогда же было высказано мнение, что, несмотря на кризис в отрасли, полуостров сохраняет большие потенциальные возможности для возрождения производства эфироносов, которые уже якобы начинают реализовываться. Вот только где их реализуют? Чтобы возрождать и внедрять, нужны капиталовложения. Их нет. Сегодня в государственном предприятии опытного хозяйства «Крымская Роза» происходит процедура банкротства. Анализируется финансово-хозяйственная деятельность предприятия. Что делать с ним, решит комитет кредиторов, который и выскажет свои предложения суду.
Но директор умирающего хозяйства «Крымская роза» Таир Эрманбетов надеется на лучший исход.
— У совхоза сегодня очень большие долги перед «Крымэнерго», более четырёхсот тысяч гривен. Но ликвидироваться мы не хотим, — говорит он, улыбаясь, — мы готовим план санации предприятия. Планируем в скором будущем рассчитаться с долгами, у нас уже есть инвесторы в лице Института эфиромасличных и лекарственных растений и ещё трёх «эфиромасличных магнатов», назовём их так.
Имена «эфиромасличных магнатов» Таир Сейтхалилович оставил в тайне. Оно и понятно, надежда умирает последней. Встреча с финансовыми донорами назначена на ближайшее время.
— Да, завод разобран. Но ценность заключается в территории завода, — говорит Эрманбетов (кстати, именно тот факт, что завод разобран, а земля не представляет особого интереса, по словам руководителя, и привлекает инвесторов), — ошибка была допущена давно, не мною. Мы хотели жить и действовать самостоятельно и не зависеть от института, поэтому отделились и стали государственным предприятием опытного хозяйства. Если бы мы так и остались научно-производственным объединением или государственным опытным хозяйством, всё было бы иначе.
Реанимировать предприятие придётся, что называется, с нуля. Особых материальных ценностей не осталось — растащили. Единственная ценность — учёные-энтузиасты, которых каждое утро из Симферополя привозят на автобусе. На своих маленьких экспериментальных полях они проводят свои маленькие, но значимые эксперименты. Сегодня «Эфирмасло» имеет в посёлке лишь небольшую экспертную базу и несколько экспертных полей. А когда-то завод, базирующийся в посёлке, занимал по масштабам второе место в Европе.
Что касается сельского Совета, здесь тоже проблем хватает.
— Что-либо сделать для того, чтобы люди жили лучше, несложно, — говорит сельский голова Аршавир Хачатурян. — Главное — деньги, остальное — пыль морская. Но таких денег в сельсовете нет. Бюджет мал, и он, что называется, проедается.
В посёлке уже давно нет тепла. С тех пор, как прикрыли завод по переработке эфиромасличных культур. Летом его котельная работала на нужды завода, а зимой — обогревала квартиры. Но уже 15 лет предприятие не функционирует. В 2003 году запустили новую котельную для обеспечения теплом жилого фонда, однако, когда при запуске системы оказалось, что расход солярки составляет 240 литров в час, централизованная подача тепла прекратилась.
— Хуже всего, — говорит начальник военно-учётного стола Надежда Сенина, — то, что более пятидесяти процентов стариков, живущих в квартирах, не могут получить полагающиеся им льготы на отопление: формально у нас централизованное отопление и льготы не полагаются. На деле же квартиры отапливаются электричеством и буржуйками.
Ещё в сельском Совете я узнала, что вода в посёлке подаётся по графику. А бывает её и вовсе нет — система водоснабжения износилась, гнилые трубы частенько не выдерживают напора.
Работают детский сад и школа. Там чисто, тепло и кормят. Детей немного. В саду две группы, а в школе, рассчитанной на 365 детей, сейчас вдвое меньше учащихся.
— Что творится в государстве, то творится и в сёлах. Село — это государство в миниатюре. Разруха у нас в головах, — сказала на прощание Надежда Сенина.
Что тут добавишь? Прав был профессор Преображенский.
Мы с Сергеем медленно идём по разбитой асфальтированной дороге.
Когда-то совхоз «Крымская Роза» создавался как опытное хозяйство Института эфиромасличных и лекарственных растений и был цветущим — в прямом и в переносном смысле. Посёлок утопал в розах, вокруг — поля лаванды и шалфея, теперь же безнадёжно погряз в долгах, нищете, безработице и чёрном пьянстве. Но об этом позже, а пока на горизонте никого нет.
Слева — скучающие поля и завод, вернее, то, что от него осталось, справа — многоэтажки. Когда-то они были построены на деньги хозяйства специально для сотрудников института.
— Раньше сюда стремились все. От профессора до выпускника аграрного университета. Считалось счастьем жить и работать в Крымской Розе. Здесь было всё: завод, лаборатории и удачливые учёные, которые проводили опыты, выводили новые сорта и ходили в белых халатах. Теперь ничего нет, — передёргивает он плечами.
Мой вопрос, можно ли ещё что-то возродить, он воспринимает как неудачную шутку. Ведь для возрождения нужны очень большие деньги, люди и время. Время ушло. Денег нет. А люди? Люди разбежались. Осталась лишь небольшая «кучка» энтузиастов.
— Вот это — филиал Института эфиромасличных культур, — указывает Сергей на невзрачное серое здание справа, — там даже ещё кто-то есть. Всё выводят, высаживают, так, наверное, больше для интереса.
Однако пообщаться с учёными не удалось: выходной. А вот и ярко-голубые двери сельсовета. Закрыты по той же причине. Зайдём туда в другой раз.
— А что ваш председатель? Старается? — спрашиваю.
— Ну... старается, но могло бы быть и лучше. Фонари на центральной улице, говорят, с его помощью были установлены. А воды у нас часто не бывает, — отвечает Сергей.
Иван Кондратьевич Завгородний (на фото) проработал на комбинате главным технологом сорок лет. Всю жизнь прожил в этом посёлке. С тех пор как производство остановилось, старается на завод не ходить: больно смотреть на то, что стало с его любимым детищем. Он хранит старые газеты, в которых рассказывали об успехах предприятия.
Облупившиеся стены, заколоченные окна, «величественные» колонны — это Дом культуры, дискотеки там «крутят». Правда, уже не такие, как раньше: когда-то в Крымской Розе были лучшие танцы во всём районе.
Наискосок — бывшая контора, а здесь был магазин продтоваров, а вот там — быткомбинат. Теперь ничего нет. Разруха.
С асфальтированной дороги сворачиваем на грязную колею, оставленную грузовиком. В укромном уголке между старых построек собираются любители выпить и занюхать рукавом. Его завсегдатаи трепетно называют это место «Голубым Дунаем». Около одиннадцати утра «дунайцы» уже на месте — жалкое зрелище. А ведь эти люди были лучшими военными, лучшими шофёрами, лучшими агрономами. Мы спешим уйти.
В посёлке много деревьев, цветочных клумб и детских площадок во дворах, много лавочек, но всё пребывает в каком-то сонном забвении. И только пустые пивные бутылки да редкие прохожие напоминают о существовании жизни.
— Тут раньше была начальная школа, — показывает Сергей на обветшавшее двухэтажное здание, — здесь же был радиокружок, я сюда ещё мальчишкой бегал. Потом приспособили под аптеку и почту. Жёлтый почтовый ящик красиво смотрелся на сером.
— А это что такое? — меня заинтересовали небольшие постройки подвального типа с решётками на окнах.
— Химикаты тут хранили.
— А теперь здесь, наверное, бомжи ночуют?
— Нет, почему же? Им других мест хватает: пустые квартиры или вот недостроенный техникум.
У одного из подъездов мы встретили одноклассника моего проводника и ещё трёх молодцев в тёмных очках. «Эх, солнцезащитные очки ещё никого не спасали от запаха перегара», — мелькнуло в голове.
Рассказали они, что живут плохо, в нищете, о том, что пока был завод, воровали металл и жили, о том, что «сшибают» деньги на стройках в Симферополе или занимаются «вольным скотоводством». «А ещё у нас часто случаются ДТП, очень много жертв. Поселок на трассе, а ограничений по скорости нет. Напишите, чтобы ездили потише», — попросили.
Выдался хороший весенний день, прозрачный и немного ветреный. Пора уезжать. Не спеша бреду к трассе. Вспомнился анекдот: «В случае ядерного взрыва — всем лечь на землю и организованно, повторяю, организованно, без паники ползём на кладбище».
Своего кладбища в Крымской Розе нет. Оно дальше. По трассе.
Прежде этот погрузчик работал в три смены. В 1996 году замер навек. Остался от него один «скелет» — остальное растащили.
Не так давно в Институте эфиромасличных и лекарственных растений УААН в Симферополе проходило совещание специалистов и руководителей эфиромасличных предприятий, на котором учёные мужи и чиновники рассматривали состояние отрасли.
На рассмотрение были вынесены проекты концепции возрождения и программы развития эфиромасличной отрасли Крыма. Тогда же было высказано мнение, что, несмотря на кризис в отрасли, полуостров сохраняет большие потенциальные возможности для возрождения производства эфироносов, которые уже якобы начинают реализовываться. Вот только где их реализуют? Чтобы возрождать и внедрять, нужны капиталовложения. Их нет. Сегодня в государственном предприятии опытного хозяйства «Крымская Роза» происходит процедура банкротства. Анализируется финансово-хозяйственная деятельность предприятия. Что делать с ним, решит комитет кредиторов, который и выскажет свои предложения суду.
Но директор умирающего хозяйства «Крымская роза» Таир Эрманбетов надеется на лучший исход.
— У совхоза сегодня очень большие долги перед «Крымэнерго», более четырёхсот тысяч гривен. Но ликвидироваться мы не хотим, — говорит он, улыбаясь, — мы готовим план санации предприятия. Планируем в скором будущем рассчитаться с долгами, у нас уже есть инвесторы в лице Института эфиромасличных и лекарственных растений и ещё трёх «эфиромасличных магнатов», назовём их так.
Имена «эфиромасличных магнатов» Таир Сейтхалилович оставил в тайне. Оно и понятно, надежда умирает последней. Встреча с финансовыми донорами назначена на ближайшее время.
— Да, завод разобран. Но ценность заключается в территории завода, — говорит Эрманбетов (кстати, именно тот факт, что завод разобран, а земля не представляет особого интереса, по словам руководителя, и привлекает инвесторов), — ошибка была допущена давно, не мною. Мы хотели жить и действовать самостоятельно и не зависеть от института, поэтому отделились и стали государственным предприятием опытного хозяйства. Если бы мы так и остались научно-производственным объединением или государственным опытным хозяйством, всё было бы иначе.
Реанимировать предприятие придётся, что называется, с нуля. Особых материальных ценностей не осталось — растащили. Единственная ценность — учёные-энтузиасты, которых каждое утро из Симферополя привозят на автобусе. На своих маленьких экспериментальных полях они проводят свои маленькие, но значимые эксперименты. Сегодня «Эфирмасло» имеет в посёлке лишь небольшую экспертную базу и несколько экспертных полей. А когда-то завод, базирующийся в посёлке, занимал по масштабам второе место в Европе.
Что касается сельского Совета, здесь тоже проблем хватает.
— Что-либо сделать для того, чтобы люди жили лучше, несложно, — говорит сельский голова Аршавир Хачатурян. — Главное — деньги, остальное — пыль морская. Но таких денег в сельсовете нет. Бюджет мал, и он, что называется, проедается.
В посёлке уже давно нет тепла. С тех пор, как прикрыли завод по переработке эфиромасличных культур. Летом его котельная работала на нужды завода, а зимой — обогревала квартиры. Но уже 15 лет предприятие не функционирует. В 2003 году запустили новую котельную для обеспечения теплом жилого фонда, однако, когда при запуске системы оказалось, что расход солярки составляет 240 литров в час, централизованная подача тепла прекратилась.
— Хуже всего, — говорит начальник военно-учётного стола Надежда Сенина, — то, что более пятидесяти процентов стариков, живущих в квартирах, не могут получить полагающиеся им льготы на отопление: формально у нас централизованное отопление и льготы не полагаются. На деле же квартиры отапливаются электричеством и буржуйками.
Ещё в сельском Совете я узнала, что вода в посёлке подаётся по графику. А бывает её и вовсе нет — система водоснабжения износилась, гнилые трубы частенько не выдерживают напора.
Работают детский сад и школа. Там чисто, тепло и кормят. Детей немного. В саду две группы, а в школе, рассчитанной на 365 детей, сейчас вдвое меньше учащихся.
— Что творится в государстве, то творится и в сёлах. Село — это государство в миниатюре. Разруха у нас в головах, — сказала на прощание Надежда Сенина.
Что тут добавишь? Прав был профессор Преображенский.
Ирина Ковалева, «Крымская Правда»
фотографии с сайта krimroza.com
Читайте также: