Лошади в Крыму
Давайте перенесемся во времена, когда городское утро в Симферополе начиналось с цоканья подков по булыжной мостовой, когда слово «лошадник» в устах знатоков и любителей было величайшим комплиментом, а одним из лучших развлечений считались скачки, проводившиеся в нескольких крымских городах.
Технический прогресс уже тогда радовал и изумлял, но девушки на сообщение, что кавалер «держит собственный выезд», реагировали, как современные красавицы на наличие у ухажера престижной иномарки. В общем, это было лошадиное время...
Чуть ли не все путешественники по Крыму сочли своим долгом помянуть местное четвероногое средство передвижения. «Страна эта не производит очень породистых лошадей: они низкорослы, с большим брюхом», — отмечал венецианец Иосафато Барбаро, дивившийся в XV веке многочисленным табунам в крымских степях. «Это особенная порода коней, плохой стати, некрасивых, но чрезвычайно выносливых и неутомимых, — два столетия спустя пишет француз Гийом Левассер де Боплан. — Переходы в 20—30 лье без остановок под силу лишь этим бахматам (так крымские татары называют эту породу). Гривы у них очень густые и свисают до земли, а хвосты волочатся сзади». «Лошади малорослы и нескладны» — это уже век девятнадцатый, цитата из воспоминаний англичанки Мэри Холденес. В общем, на комплименты крымским лошадям явно скупились, но все отмечали их своеобразие.
В 1855 году кавалерийский офицер в отставке Домбровский написал небольшую книгу «Заметки о коннозаводстве в Таврической губернии». Возраст «коренной» породы отсчитывался с XV века, когда здесь гуляли табуны хана и богатых мурз. Среди феодосийцев в те времена была живуча легенда о том, что когда хан Шагин-Гирей задумался о том, чтобы перенести столицу из Бахчисарая в Феодосию, то распорядился перегнать свои табуны в те места, вот поэтому в этом уезде и сохранилась во всей чистоте та самая крымская порода. После присоединения Крыма к России сюда стали завозить и другие породы.
Ох, каким пестрым был этот мир лошадников, объединявших богачей и людей скромного достатка, владельцев табунов и обладателей всего нескольких коней! Вот, скажем, помещик Селямет-мурза Крымтаев славился как хозяин знаменитой серой кобылицы Кыз (в переводе с крымскотатарского «девушка»), взявшей немало призов. Имя генерал-майора Мемет-бея Балатукова с почтением произносили не только из-за высокого звания и богатства (а он владел землями в Евпаторийском и Перекопском уездах). Генерал основал известный на всем полуострове конный завод, «примечательный хорошими степными крымскими лошадками». Его скакун Пират не раз блистал на скачках. Купчиха Некрасова из Перекопского уезда и ее земляки купец Спендиаров и Велиш-мурза Ширинский владели табунами в несколько сот лошадей. В Феодосийском уезде самыми страстными любителями считались испанский генеральный консул Багуэр, полковники Шостак и Котляревский, в Евпатории первенство признавалось за князем Михаилом Воронцовым. В Симферопольском уезде на слуху были такие коневладельцы, как статский советник Взметнев, Мурад-мурза Арганский, Али-мурза Ногаев.
А кто не знал тогда Федора Достоевского! Нет-нет, имя этого Достоевского, возможно, и неизвестно сейчас широкой публике — это сын знаменитого писателя, Федор Федорович. Архитектор, душевный и щедрый человек, он тратил немало денег на собственные конюшни и был бессменным участником скачек, проводившихся в Симферополе, где его семья и жила до революции.
В Симферополе, застроенном и почти целиком скрытым под бетоном и асфальтом, остался небольшой уголок, который и по сей день принадлежит лошадям, а точнее, конноспортивному клубу. От нынешней улицы Севастопольской начиналось когда-то обширное поле, где еще в позапрошлом веке стали проводить скачки. Позже здесь выстроили ипподром и конюшни.
Какими яркими и многолюдными были эти праздники, сегодня нам остается только представлять. Скачки длились четыре дня, и соревновались в них самые разные лошади. Таврическое скаковое общество заранее публиковало в газетах подробные программы состязаний. Для каждого владельца обязательно находились те скачки, в которых он мог участвовать. На одни, например, где приз в 200 рублей выставляло Таврическое скаковое общество, допускались только кони, родившиеся в этой губернии. В других, где победителя 500 рублями награждало Императорское московское скаковое общество, география происхождения скакунов расширялась до «родившихся в России». За земский приз — «серебряную вещь ценой в 300 рублей» состязаться могли только лошади, хозяева которых владели заводами из не менее чем 10 кобыл.
Шанс победить давали всем, потому что на старт выходили не только породистые скакуны, были и «народная скачка на 4 версты», и специальные скачки для крестьянских лошадей (первый приз — 75 рублей), и для военных — отдельно для офицеров и нижних чинов, и дамские состязания, и даже «бег извозчиков парою в дышло». Например, в 1888 году победителями среди извозчиков стали симферопольцы Королев (первое место с наградными 20 рублями) и Орлов, получивший 10 рублей за второе место.
Но даже на этом не заканчивался перечень скачек: проводилась еще «ограничительная» — для тех жеребцов и кобыл, которые не выиграли в текущем сезоне более 500 рублей. А в «утешительной» могли участвовать все лошади, скакавшие в Симферополе, которым не достался первый приз. В 1897 году, например, были проведены 23 скачки с розыгрышем 19 классных призов и 4 народных. Чемпионом по урожаю призовых мест стала лошадь Каприз, трижды взявшая первый приз. В старых газетных объявлениях и программах скачек уцелели теперь красивые, смешные и неожиданные имена лошадей, которые тогда наизусть знали завсегдатаи скачек: Роскошная, Манька, Зуйка, Горпына, Фатьма, Барышня, Пан Твардовский, Красотка, Хохлушка, Зарыфе, Проволока, Банк, Роза-Таврида, Жизни Радость.
Породистым лошадям с крымских больших и малых заводов несладко пришлось во время революции, большинство из них не уцелели. Но они были необходимы советской власти, в первую очередь кавалерии. Уже в 1922 году организовали племсовхоз Чотты в Белогорском районе (до революции там был завод помещика Рудя). Восстановили и конюшни конезавода в Симферополе. Имена лошадей, с которых начиналось возрождение коневодства в Крыму, называет ветврач крымской государственной заводской конюшни М. Елшин: орловские рысаки Лондон и Лунь и полукровки Гривенник и Господарь. Кстати, Елшин ветеринар был опытный и бесконечно влюбленный в лошадей. Отчеты его меньше всего напоминают обычные казенные бумаги, столько в них искренности и переживания. Вот так, например, он характеризует одного из обитателей конюшни, жеребца Мефистофеля: «малого роста, и потомство дал плохое — низкорослое, плохо сложенное, тихоходное. Является истинной обузой для конного завода, а сын его — одно горе, а не будущий производитель». Про другого коня с на редкость некрасивыми пятнами пишет: «винить в этом всецело его отца, жеребца Антика, так как несчастная мать, американская метиска вороная Насмешка, мало в чем повинна, имеет на лбу только звезду… Жеребец Антик еще долго не будет забыт конным заводом». Симферопольские конюшни были привязаны к существовавшему тогда в городе ипподрому, и специалисты ратовали за то, чтобы все коневодство вообще убрать из города, слишком шумно и тесно стало здесь. «Военные занятия с выстрелами и разрывами бомб — обычное явление, — сетует ветврач Елшин. — По севастопольскому шоссе, расположенному в нескольких метрах от скакового круга, мчатся автомобили, подводы с разным грузом, часто летают над ипподромом аэропланы. Молодые лошади пугаются, вышибают наездников и мчатся одни». Предполагалось ипподром устроить в Евпатории, тем более что там в начале века проводились опыты по… лечению лошадей грязями, рапой и морскими ваннами. «Ценные рысаки найдут тут исцеление от ран и страданий, возникающих от состязаний», — таким аргументом оперировали сторонники переноса ипподрома. Но до дела так и не дошло. А со временем симферопольский ипподром тоже ушел в небытие.
Для большинства крымчан лошади — это прекрасные существа, которые кажутся чем-то необычным, почти экзотическим. А все-таки при виде них все равно что-то теплое просыпается в нас, сроду не сидевших в седле и не чувствовавших, как шарят по раскрытой ладони в поисках лакомства мягкие лошадиные губы.
Технический прогресс уже тогда радовал и изумлял, но девушки на сообщение, что кавалер «держит собственный выезд», реагировали, как современные красавицы на наличие у ухажера престижной иномарки. В общем, это было лошадиное время...
Чуть ли не все путешественники по Крыму сочли своим долгом помянуть местное четвероногое средство передвижения. «Страна эта не производит очень породистых лошадей: они низкорослы, с большим брюхом», — отмечал венецианец Иосафато Барбаро, дивившийся в XV веке многочисленным табунам в крымских степях. «Это особенная порода коней, плохой стати, некрасивых, но чрезвычайно выносливых и неутомимых, — два столетия спустя пишет француз Гийом Левассер де Боплан. — Переходы в 20—30 лье без остановок под силу лишь этим бахматам (так крымские татары называют эту породу). Гривы у них очень густые и свисают до земли, а хвосты волочатся сзади». «Лошади малорослы и нескладны» — это уже век девятнадцатый, цитата из воспоминаний англичанки Мэри Холденес. В общем, на комплименты крымским лошадям явно скупились, но все отмечали их своеобразие.
В 1855 году кавалерийский офицер в отставке Домбровский написал небольшую книгу «Заметки о коннозаводстве в Таврической губернии». Возраст «коренной» породы отсчитывался с XV века, когда здесь гуляли табуны хана и богатых мурз. Среди феодосийцев в те времена была живуча легенда о том, что когда хан Шагин-Гирей задумался о том, чтобы перенести столицу из Бахчисарая в Феодосию, то распорядился перегнать свои табуны в те места, вот поэтому в этом уезде и сохранилась во всей чистоте та самая крымская порода. После присоединения Крыма к России сюда стали завозить и другие породы.
Ох, каким пестрым был этот мир лошадников, объединявших богачей и людей скромного достатка, владельцев табунов и обладателей всего нескольких коней! Вот, скажем, помещик Селямет-мурза Крымтаев славился как хозяин знаменитой серой кобылицы Кыз (в переводе с крымскотатарского «девушка»), взявшей немало призов. Имя генерал-майора Мемет-бея Балатукова с почтением произносили не только из-за высокого звания и богатства (а он владел землями в Евпаторийском и Перекопском уездах). Генерал основал известный на всем полуострове конный завод, «примечательный хорошими степными крымскими лошадками». Его скакун Пират не раз блистал на скачках. Купчиха Некрасова из Перекопского уезда и ее земляки купец Спендиаров и Велиш-мурза Ширинский владели табунами в несколько сот лошадей. В Феодосийском уезде самыми страстными любителями считались испанский генеральный консул Багуэр, полковники Шостак и Котляревский, в Евпатории первенство признавалось за князем Михаилом Воронцовым. В Симферопольском уезде на слуху были такие коневладельцы, как статский советник Взметнев, Мурад-мурза Арганский, Али-мурза Ногаев.
А кто не знал тогда Федора Достоевского! Нет-нет, имя этого Достоевского, возможно, и неизвестно сейчас широкой публике — это сын знаменитого писателя, Федор Федорович. Архитектор, душевный и щедрый человек, он тратил немало денег на собственные конюшни и был бессменным участником скачек, проводившихся в Симферополе, где его семья и жила до революции.
В Симферополе, застроенном и почти целиком скрытым под бетоном и асфальтом, остался небольшой уголок, который и по сей день принадлежит лошадям, а точнее, конноспортивному клубу. От нынешней улицы Севастопольской начиналось когда-то обширное поле, где еще в позапрошлом веке стали проводить скачки. Позже здесь выстроили ипподром и конюшни.
Какими яркими и многолюдными были эти праздники, сегодня нам остается только представлять. Скачки длились четыре дня, и соревновались в них самые разные лошади. Таврическое скаковое общество заранее публиковало в газетах подробные программы состязаний. Для каждого владельца обязательно находились те скачки, в которых он мог участвовать. На одни, например, где приз в 200 рублей выставляло Таврическое скаковое общество, допускались только кони, родившиеся в этой губернии. В других, где победителя 500 рублями награждало Императорское московское скаковое общество, география происхождения скакунов расширялась до «родившихся в России». За земский приз — «серебряную вещь ценой в 300 рублей» состязаться могли только лошади, хозяева которых владели заводами из не менее чем 10 кобыл.
Шанс победить давали всем, потому что на старт выходили не только породистые скакуны, были и «народная скачка на 4 версты», и специальные скачки для крестьянских лошадей (первый приз — 75 рублей), и для военных — отдельно для офицеров и нижних чинов, и дамские состязания, и даже «бег извозчиков парою в дышло». Например, в 1888 году победителями среди извозчиков стали симферопольцы Королев (первое место с наградными 20 рублями) и Орлов, получивший 10 рублей за второе место.
Но даже на этом не заканчивался перечень скачек: проводилась еще «ограничительная» — для тех жеребцов и кобыл, которые не выиграли в текущем сезоне более 500 рублей. А в «утешительной» могли участвовать все лошади, скакавшие в Симферополе, которым не достался первый приз. В 1897 году, например, были проведены 23 скачки с розыгрышем 19 классных призов и 4 народных. Чемпионом по урожаю призовых мест стала лошадь Каприз, трижды взявшая первый приз. В старых газетных объявлениях и программах скачек уцелели теперь красивые, смешные и неожиданные имена лошадей, которые тогда наизусть знали завсегдатаи скачек: Роскошная, Манька, Зуйка, Горпына, Фатьма, Барышня, Пан Твардовский, Красотка, Хохлушка, Зарыфе, Проволока, Банк, Роза-Таврида, Жизни Радость.
Породистым лошадям с крымских больших и малых заводов несладко пришлось во время революции, большинство из них не уцелели. Но они были необходимы советской власти, в первую очередь кавалерии. Уже в 1922 году организовали племсовхоз Чотты в Белогорском районе (до революции там был завод помещика Рудя). Восстановили и конюшни конезавода в Симферополе. Имена лошадей, с которых начиналось возрождение коневодства в Крыму, называет ветврач крымской государственной заводской конюшни М. Елшин: орловские рысаки Лондон и Лунь и полукровки Гривенник и Господарь. Кстати, Елшин ветеринар был опытный и бесконечно влюбленный в лошадей. Отчеты его меньше всего напоминают обычные казенные бумаги, столько в них искренности и переживания. Вот так, например, он характеризует одного из обитателей конюшни, жеребца Мефистофеля: «малого роста, и потомство дал плохое — низкорослое, плохо сложенное, тихоходное. Является истинной обузой для конного завода, а сын его — одно горе, а не будущий производитель». Про другого коня с на редкость некрасивыми пятнами пишет: «винить в этом всецело его отца, жеребца Антика, так как несчастная мать, американская метиска вороная Насмешка, мало в чем повинна, имеет на лбу только звезду… Жеребец Антик еще долго не будет забыт конным заводом». Симферопольские конюшни были привязаны к существовавшему тогда в городе ипподрому, и специалисты ратовали за то, чтобы все коневодство вообще убрать из города, слишком шумно и тесно стало здесь. «Военные занятия с выстрелами и разрывами бомб — обычное явление, — сетует ветврач Елшин. — По севастопольскому шоссе, расположенному в нескольких метрах от скакового круга, мчатся автомобили, подводы с разным грузом, часто летают над ипподромом аэропланы. Молодые лошади пугаются, вышибают наездников и мчатся одни». Предполагалось ипподром устроить в Евпатории, тем более что там в начале века проводились опыты по… лечению лошадей грязями, рапой и морскими ваннами. «Ценные рысаки найдут тут исцеление от ран и страданий, возникающих от состязаний», — таким аргументом оперировали сторонники переноса ипподрома. Но до дела так и не дошло. А со временем симферопольский ипподром тоже ушел в небытие.
Для большинства крымчан лошади — это прекрасные существа, которые кажутся чем-то необычным, почти экзотическим. А все-таки при виде них все равно что-то теплое просыпается в нас, сроду не сидевших в седле и не чувствовавших, как шарят по раскрытой ладони в поисках лакомства мягкие лошадиные губы.
Наталья Якимова, «1К»
Читайте также:
Крымские мустанги
Ипподром в Симферополе
