Резиденции в Крыму
Недалеко от часовни высится дворец покойной императрицы Марии Александровны, где обычно проживал Александр Второй. В этом дворце, посещенном мною два месяца назад, сегодня проживает императорская семья, собравшаяся у постели августейшего больного. Простая и вместе с тем аристократически элегантная, двухэтажная, очаровательная летняя резиденция, окаймленная слева широкой галереей. Внутри также ничего сногшибательного, кроме особой атмосферы, насыщенной величественными воспоминаниями: белый с позолотой салон, заставленный красивыми китайскими и японскими вазами; комната покойной императрицы, небольшая, но кокетливая, стены которой украшены акварелями лучших мастеров живописи и картинами с пейзажами Крыма кисти известного русского мариниста Айвазовского; строгий, уединенный, удобно обустроенный кабинет императора Александра Второго. Как богомольца у алтаря, тебя охватывает религиозный трепет при виде большого кресла, в котором часто сидел освободитель русского раба за этим столом, где он, вероятно, подписывал святой указ об освобождении и работал над проектом конституции, уничтоженной бомбой террориста-убийцы.
И кто бы сказал, что достойный сын этой жертвы в двух шагах отсюда изнемогает под тяжелым грузом ответственности, отягченной угрызениями совести истинного христианина, преданного отца и благородного человека! Не Шамфор ли сказал когда-то: «Существуют две вещи, к которым следует привыкнуть под страхом сделать свою жизнь невыносимой: это разрушительное воздействие времени и людская несправедливость»?
Верхний этаж был предназначен для детей. Все здесь обставлено с буржуазной простотой. Большие полотняные рамы закрывают кровати. На стенах — красивые гравюры на сюжеты добродеятельной морали, программа праздника, написанная по-французски: воспоминание о счастливых днях... Возвращаясь через большой балкон к главному входу, я замечаю географическую карту Крыма и план Ливадии с птичьего полета, выполненные Айвазовским.
Резиденция Александра Третьего, в которой он проживал, будучи еще великим наследным князем, была построена по соседству с Большим дворцом, описанным мною выше, но совсем в другом стиле. Архитектор, составивший план дворца, мебелировавший его, явно находился под влиянием очарования Бахчисарайского ханского дворца. На первый взгляд, снаружи — это довольно беспорядочное соединение балконов со столбиками; галерей, украшенных карнизами с выдающимися консолями, сложные изгибы которых выглядят очень живописно; фронтонов с тимпанами, изрезанными кружевами тонких и стройных, как ствол минарета, щипцов крыши. Но когда ближе рассматриваешь этот дворец, сразу замечаешь, что все это тонкое расписное деревянное покрытие чудесно сочетается с потоками зелени, со всех сторон обволакивающей здание. Особенно кокетливо выглядит сводчатый, покрытый кустарником центральный вход с балконом тонкой работы. Внутри убранство и, особенно, камины императорского кабинета скопированы с оригиналов Бахчисарайского дворца.
Все здесь выполнено в мавританском стиле, вплоть до мебелировки, в разумных пределах требований европейского комфорта.
Следуя далее, я замечаю дворец-пристройку; еще дальше на высоте 360 метров над уровнем моря расположен небольшой дворец Эриклик, построенный по совету медиков императрицы Марии Александровны, и еще дальше — нескончаемые виноградники, простирающиеся от леса до самого моря.
Я возвращаюсь в Ялту в экипаже. Поднялся пронизывающий ледяной северный ветер. Безобразные облака загрязняют небо, в котором пролетают большие ялтинские орлы. «Царь умирает! Царь умирает!» — Слухи циркулируют по городу. На всех лицах читаются глубокая печаль и болезненная тревога.
Мертвенно-бледное солнце светит в трагическом небе. Иду узнать новости. Вымытые ливнем улицы почти пустынны; мрачные гудящие волны накатываются на Набережную, словно траурный салют. Колокольный звон похож на отпевание. «Царь умирает», — повторяют вокруг. Всех охватывает общая ежесекундная страшная тревога, длящаяся вплоть до того послеполуденного рокового часа, когда объявили: «Царь умер!..»
И кто бы сказал, что достойный сын этой жертвы в двух шагах отсюда изнемогает под тяжелым грузом ответственности, отягченной угрызениями совести истинного христианина, преданного отца и благородного человека! Не Шамфор ли сказал когда-то: «Существуют две вещи, к которым следует привыкнуть под страхом сделать свою жизнь невыносимой: это разрушительное воздействие времени и людская несправедливость»?
Верхний этаж был предназначен для детей. Все здесь обставлено с буржуазной простотой. Большие полотняные рамы закрывают кровати. На стенах — красивые гравюры на сюжеты добродеятельной морали, программа праздника, написанная по-французски: воспоминание о счастливых днях... Возвращаясь через большой балкон к главному входу, я замечаю географическую карту Крыма и план Ливадии с птичьего полета, выполненные Айвазовским.
Резиденция Александра Третьего, в которой он проживал, будучи еще великим наследным князем, была построена по соседству с Большим дворцом, описанным мною выше, но совсем в другом стиле. Архитектор, составивший план дворца, мебелировавший его, явно находился под влиянием очарования Бахчисарайского ханского дворца. На первый взгляд, снаружи — это довольно беспорядочное соединение балконов со столбиками; галерей, украшенных карнизами с выдающимися консолями, сложные изгибы которых выглядят очень живописно; фронтонов с тимпанами, изрезанными кружевами тонких и стройных, как ствол минарета, щипцов крыши. Но когда ближе рассматриваешь этот дворец, сразу замечаешь, что все это тонкое расписное деревянное покрытие чудесно сочетается с потоками зелени, со всех сторон обволакивающей здание. Особенно кокетливо выглядит сводчатый, покрытый кустарником центральный вход с балконом тонкой работы. Внутри убранство и, особенно, камины императорского кабинета скопированы с оригиналов Бахчисарайского дворца.
Все здесь выполнено в мавританском стиле, вплоть до мебелировки, в разумных пределах требований европейского комфорта.
Следуя далее, я замечаю дворец-пристройку; еще дальше на высоте 360 метров над уровнем моря расположен небольшой дворец Эриклик, построенный по совету медиков императрицы Марии Александровны, и еще дальше — нескончаемые виноградники, простирающиеся от леса до самого моря.
Я возвращаюсь в Ялту в экипаже. Поднялся пронизывающий ледяной северный ветер. Безобразные облака загрязняют небо, в котором пролетают большие ялтинские орлы. «Царь умирает! Царь умирает!» — Слухи циркулируют по городу. На всех лицах читаются глубокая печаль и болезненная тревога.
Мертвенно-бледное солнце светит в трагическом небе. Иду узнать новости. Вымытые ливнем улицы почти пустынны; мрачные гудящие волны накатываются на Набережную, словно траурный салют. Колокольный звон похож на отпевание. «Царь умирает», — повторяют вокруг. Всех охватывает общая ежесекундная страшная тревога, длящаяся вплоть до того послеполуденного рокового часа, когда объявили: «Царь умер!..»
Луи Бертрен
